читать дальше— Бессмертия не существует, — говорит Трип.
Мизуки готов с ним согласится; бессмертия не существует, искусство — пойманный момент. В мире нет ничего вечного.
Мизуки не помнит, с чего вообще они заговорили о бессмертии. Трип не особо любит говорить, да и не для этого встречается с ним Мизуки — не для разговоров.
У Трипа своя жизнь, о которой Мизуки не хочет знать, у Мизуки — своя. После того, как Мизуки выписался из больницы, его жизнь изменилась. Дело даже не в том, что Овальная башня рухнула, Платиновая тюрьма перестала существовать, а члены команды «Dry juice» вернулись к Мизуки, своему лидеру.
Мизуки чувствует, что сам изменился.
Он доверял тату-мастеру по имени Рюхо. Он восхищался Рюхо и его работами, мечтал, что сам когда-то будет делать такие же татуировки. Он показывал Рюхо некоторые из своих работ... но они и вполовину не были так хороши.
Позже, взявшись за иглу, чтобы при помощи новых татуировок сделать членов «Dry juice» членами совсем другой команды, «Morphine», Рюхо сказал, почему.
Мизуки плохо помнит, что тогда произошло. После падения Овальной башни оказалось, что таких людей, как он, достаточно много; люди с мозгами, промытыми по приказу Тоэ, не помнящие толком, как это с ними случилось.
Мизуки удалось оправиться. Не всем так повезло.
Мизуки плохо помнит, что тогда произошло, но слова Рюхо намертво впечатались в его сознание.
Потому после того, как он выписался из больницы, Мизуки начал встречаться с Трипом.
Члены его команды не знают об этих встречах. Аоба тоже не знает.
Мизуки думает, что связанные с Трипом люди не знают тоже.
Мизуки не может сказать, почему Трип встречается с ним: возможно, он забыл что-то еще. Что-то важное.
Мизуки может сказать, почему сам встречается с Трипом.
В их сексе нет особого разнообразия; обычно все происходит грубо и быстро, и Мизуки это вполне устраивает.
С Трипом он чувствует кое-что очень важное: смерть есть. Бессмертия не существует.
Поэтому следует жить с полной отдачей.
Отдаваясь Трипу, забирая у Трипа, Мизуки чувствует, что живет.
…Нанося на шею Мизуки подчиняющую татуировку, Рюхо сказал: «Твои работы красивы, но им не хватает страсти».
читать дальше — Куимовая настойка, — определил Ликс, стоило Шуи достать бутылку. От нее исходил характерный запах. — Зачем?
— У меня день рождения, — сообщил Шуи. — Выпей за мое здоровье.
Ответом ему стал тяжелый взгляд.
— Это традиция, — Шуи пустился в объяснения. — Рибика всегда проводят свои дни рождения с теми, кто им дорог. И вместе пьют куимовую настойку.
Ликс никак не отреагировал. Шуи мог бы поспорить, что в ответ на прямое признание в любви Ликс недрогнувшей рукой потянулся бы к очередной колбе, чтобы совершить алхимический опыт.
Пока Шуи был у Ликса в гостях, последний делал вид, что присутствие первого ничуть его не волнует, и упорно занимался своими делами. Стоило Шуи уйти — и активность в доме Ликса прекращалась как по волшебству.
Подобное поведение не могло не вызывать подозрения.
На каждую невинную хитрость Ликса у Шуи были свои две.
— Я тебе налью, — Шуи потянулся к первой попавшейся колбе, но Ликс моментально ее выхватил:
— Тут был яд.
— Прошу прощения, — Шуи ничуть не смутился и потянулся к соседней колбе. На этот раз возражений не было. По обыкновению слегка недовольное выражение лица Ликса сменилось растерянным, когда Шуи все-таки вручил ему колбу с настойкой.
— Я не пью.
— Традиция, — аргумент был бессмысленным с точки зрения логики, но в присутствии Шуи Ликсу сложно было мыслить логически. И Шуи об этом знал.
С сомнением покосившись на колбу, Ликс все же решился опустошить ее содержимое. Сделал он это за один присест.
Шуи тут же налил ему снова:
— За нашу встречу.
Ликс, чуть поморщившись, выпил. В куимовой настойке не было ничего страшного… на первый взгляд.
— За любовь.
Третий тост заставил Ликса насторожить уши… но он уже начинал хмелеть.
— А теперь, — удовлетворенно объявил Шуи, — я требую свой подарок.
Ликс то ли не мог, то ли не хотел сопротивляться, когда Шуи притянул его к себе; в последнее, если честно, верилось больше.
…Наутро Ликс проснулся с жуткой головной болью и абсолютной уверенностью в том, что поддаваться на хитрости Шуи нельзя.
Они оказываются слишком близко, вместе склонившись над следом очередного монстра, и Асато не понимает, почему Рай отталкивает его, стоит потянуться за поцелуем; «не раньше, чем убьешь монстра без моей помощи», — отвечает Рай в ответ на недоумение Асато — и выпадает в осадок, когда ночью Асато притаскивает огромнейшую тушу... впрочем, обещание есть обещание.
Запах
Асато любит нюхать вещи Рая, — впервые Рай ловит его на этой дурной привычке еще до проведенного вместе брачного сезона; впрочем, этим странности Асато не ограничиваются, он познает мир через обоняние точно так же, как Рай — через вкус, и на вечеринке в гостинице Бардо сговаривается с Коноэ: пока Асато при всех обнюхивает Рая, Коноэ держит его за хвост... чтобы не сбежал.
Грудь
Рай понятия не имеет, с чего Асато взял, будто ему нравится женская грудь — должно быть, все дело в Мане; в любом случае, к фальшивой груди под рубашкой Асато Рай оказывается не готов, а мгновенный ступор не идет ему на пользу — Асато оседлывает его бедра, и на ближайшее время вопросы о груди теряют всякую актуальность.
Возвращение
С некоторых пор услышать от Асато «с возвращением», слова, подкрепленные улыбкой, становится жизненно необходимым; Рай молча клянет себя за избыточную сентиментальность, пока Асато не решает выяснить, в чем дело, самостоятельно — он выясняет недолго, сначала обняв Рая, потом повалив на кровать, поцеловав... дальнейшее Рай предпочитает не вспоминать — если сентиментальность еще приемлема в приличном обществе, то перевозбужденное состояние — уж никак.
Шрам
Первый раз, когда Асато взял его, Рай не забудет никогда — не потому, что он чувствовал боль, и не потому, что прикрывал лицо локтем, чтобы не показать свое сумасшедшее, крышесносное удовольствие Асато, и даже не потому, что боялся потерять контроль каждое мгновение, поэтому удовольствие мешалось со страхом; он все же потерял контроль, но ничего страшного не случилось, — Рай не забудет, потому что, кончив в него, Асато отодвинул повязку на глазу Рая и провел языком по застарелому шраму, будто снимая проклятие.
Текст, верстка: Laora Визуальное оформление: Red Fir
При свете листа, находящего путь, отключив верный Койл, чтобы не отвлекали звонками, и позабыв на время о ненакормленной игуане, Найто-кун раскладывает перед нами металлические карты-жетоны. Какую карту выберете вы?..
Подсказка: кликните по любой карте, скопируйте полученный код, вставьте его в новую запись и опубликуйте.
Название: Цветок Автор:Laora Бета:Red Fir Размер: драббл, 232 слова Канон: Togainu no Chi
Пейринг/персонажи:
Эмма,
Юкари,
упоминаются
Такеру
и
Гвен
Категория: джен Жанр: повседневность Рейтинг: PG Краткое содержание: что было бы, встреться Эмма и Юкари
читать дальше После того, как братик Такеру ушел, прошло не так уж мало времени.
Юкари ждала его каждый день, но Такеру не появлялся. Иногда он пересылал ей деньги; она могла жить и учиться дальше. Денег было много, Юкари даже не представляла, откуда их столько у братика.
Юкари боялась за него. Она не хотела денег. Лучше бы Такеру вернулся.
Но братика не было рядом, и сказать об этом она ему не могла. Оставалось только верить в него.
Однажды весной, когда Юкари возвращалась из школы, она встретила странную женщину. Та стояла рядом с уличной клумбой и смотрела на цветы. Несмотря на достаточно теплую погоду, на женщине было длинное красное пальто.
— Они никуда не спешат, — сказала женщина, когда Юкари подошла ближе. Она не обернулась, но Юкари поняла: незнакомка ее заметила.
— Цветы не спешат?
— Да. Мы, люди, все время куда-то торопимся, — женщина обернулась к Юкари, — терпим бесчисленное количество потерь и сожалеем по этому поводу. А цветы сохраняют спокойствие. Их не волнует, если их обрывают… или если они увядают. Они стерпят все. Они растут дальше.
Налетевший порыв ветра заставил трепетать пустой рукав пальто; у женщины не было левой руки.
Наверное, следовало испугаться, но страха Юкари не почувствовала.
А незнакомка улыбнулась немного печально и ушла; серьезный мужчина в шляпе, сидевший на скамье неподалеку, поднялся и последовал за ней.
С этого дня, стоило ей вспомнить о братике Такеру, Юкари напоминала себе: «Я — цветок. Что бы ни случилось, я буду расти дальше».
Название: Летняя история Минка Переводчик:Laora Бета:Red Fir Форма: перевод официальной истории (вторичный перевод с английского) Канон: DRAMAtical Murder
Пейринги/персонажи:
Минк/
Серагаки Аоба
Категория: слэш Рейтинг: PG Размер: 4192 слова Краткое содержание: постканон линии Минка; Аоба и Минк надевают юкаты, вспоминают Мидориджиму и смотрят на луну вместе
Это желание вело меня; наконец я нашел его после долгих поисков... и вот уже чуть больше года мы живем вместе. Не так уж мало, хотя для меня время пролетело с поразительной скоростью. Весна промелькнула в мгновение ока, я даже привыкнуть не успел, и наступило лето.
Я рассказал бабушке обо всем, прежде чем покинуть остров. Сказал ей, что хочу найти Минка. Она была в ужасе, потому что я не знал, где мне его искать и не прогонит ли он меня, когда я его найду, но я настаивал, и в конце концов бабушка согласилась. Потом я встретился с Хагой-саном, объяснил ситуацию и сказал, что больше не смогу работать у него. Он дал мне бессрочный отпуск и предложил возвращаться в любое время. Хотя я причинял бабушке и Хаге-сану беспокойство из-за своего эгоизма, я был очень признателен им — они приняли мое решение. Я чувствовал себя неловко, потому что заставлял их волноваться, но... мои чувства не изменились. Получив поддержку важных для меня людей, я покинул остров в поисках Минка.
Я отправился на родину Минка и чудом сумел его отыскать. Мы поговорили, а потом, когда начали жить вместе, я вспомнил о бабушке. Не лучше ли для нас с Минком будет вернуться на Мидориджиму? Но я отказался от этой мысли, потому что верил: Минку следует оставаться здесь… тут его дом. Я понял это за время, которое мы провели вместе. Минк вернулся сюда после падения Овальной башни. Думаю, он решил жить и умереть тут. Его решение с тех пор не изменилось. Я верил, что родина — единственное место, где он сможет жить в мире. Общаться с ним было не всегда легко, но он стал куда мягче, чем раньше. Его больше не посещала беспричинная злость — он воспринимал происходящее как должное.
Поэтому постепенно я перестал говорить о возвращении на Мидориджиму. Если бы мы и приехали на остров, то ненадолго. Чтобы навестить бабушку, например... Бабушка говорила, что с ней все в порядке, но я переживал. Все же она жила совсем одна. Ей, наверное, было одиноко. Как и мне, если честно.
Я думал об этом снова и снова, и в итоге решил поехать на Мидориджиму один. Я сказал бабушке, что нашел Минка и хочу жить с ним. Она не особенно удивилась. Оказывается, она не ожидала, что я когда-либо вернусь на остров. Я почувствовал себя еще более одиноко, когда услышал это, и предложил установить в ее доме веб-камеру. Хотя мы могли говорить друг с другом, когда связывались посредством Койлов, бабушка их терпеть не могла, поэтому использовать видеочат взамен казалось хорошей идеей. Мы бы общались лицом к лицу даже на большом расстоянии друг от друга, и чувству одиночества пришлось бы удалиться несолоно хлебавши.
Хотя довольной бабушка не выглядела, она не возражала, поэтому я установил веб-камеру на ее компьютер в гостиной и научил бабушку пользоваться видеочатом. Потом я навестил Хагу-сана и кратко обрисовал ему положение дел. Он был удивлен, но кивнул и сказал, что решать мне. Я чувствовал себя неловко и поблагодарил его бесчисленное количество раз, но он только улыбнулся и сказал, чтобы я заглядывал.
На третий день после отъезда с Мидориджимы я связался с бабушкой через видеочат; ее настроение было куда лучше, чем раньше. Она спросила, как я, и что у меня нового; вопросы длились минут десять. Я предложил Минку поговорить с бабушкой, но он отказался. У него была своя причина: хотя внук Таэ жил с ним, он до сих пор не навестил ее с формальным визитом, то есть, повел себя невежливо. А значит, и говорить с ней не мог. Никогда не думал, что он будет так внимателен к вопросам этикета.
Проходил день за днем, и постепенно я привык к его способу жизни. Потом настала зима.
Тут она была куда суровее, чем в Японии. В Мидориджиме не шел снег, а здесь он выпадал каждый день, и холод просто ужасал. Особенно холодно было по утрам. Тем не менее, это был первый раз, когда я видел снег, и, несмотря на мороз, я почувствовал себя по-настоящему счастливым.
Весна выдалась немногим теплее, но ночи по-прежнему оставались холодными. Тут даже времена года отличались, не только язык и культура.
Лето было жарким; солнечный свет слепил, зато по ночам становилось прохладно и хорошо. Сначала я не мог приспособиться к разнице в климате. Я уставал, даже когда выходил на краткое время, и, придя домой, без сил валился на диван. Минк посмеивался надо мной, но чувствовалось, что он беспокоится. Если я привыкну к тому, как он живет, я смогу остаться с ним. Хотя я подозревал, что на привыкание уйдет немало времени, эта мысль помогала мириться с климатическими трудностями.
***
В утро дня, когда я наконец привык к палящему летнему солнцу, мне пришла посылка из Японии. Отправителем могла быть только бабушка, и я убедился в этом, увидев знакомый адрес и имя на коробке. Коробка слегка потрепалась в долгом путешествии. Открыв посылку, я увидел японскую еду: мисо-суп, лапшу собу, приправы... а еще летнюю одежду, в том числе нижнее белье, юкату, веера, гэта и, наконец, письмо. Аккуратный почерк бабушки проливал свет на то, зачем она прислала мне все это: «Разве не приятно видеть знакомые вещи? Привет из Японии».
В коробке было два комплекта одежды и гэта. Один — моего размера, второй — куда больше. Бабушка позаботилась и об этом. Моя юката была серой с голубым узором, вторая — коричнeвой, ржавого цвета. Я был немного смущен; никогда не думал, что бабушка меня так хорошо понимает. И я, и Минк рано уходили на работу, поэтому нам было некогда разобраться с содержимым коробки… до времени после ужина.
Я приступил к работе на складе в самом близком от нашего дома городе и ходил туда около трех раз в неделю. Поначалу люди на складе были со мной неприветливы, но опыт работы, который я получил в Хейбоне, дал о себе знать; я справлялся и с рассортировкой товаров, и с уборкой, и со всем остальным. Отношение ко мне постепенно изменилось. Полиция в этой стране ела свой хлеб зря, поэтому ходить по ночам не следовало, даже парню. Я всегда был бдителен, и со мной ничего не случалось. Может, потому, что я и вправду привык к здешней жизни. Минк работал в магазине национальных товаров в городе чуть дальше. Обычно он изготавливал украшения и прочие изделия с символикой своего клана. Только ради этого магазина он ездил так далеко. Потом владелец предложил ему обучать молодых ремесленников. Украшения, которые изготавливал Минк, все как одно были хороши; некоторые из них, для волос, я носил каждый день. Я видел, как он делает их дома; никогда не думал, что такие большие руки могут справиться с тонкой работой над небольшими перьями или стеклянными бусинами. Эта работа раскрывала Минка с другой стороны. Хотя многие пытались подражать ему, в их изделиях всегда чего-то не хватало. Я это чувствовал.
После ужина мы открыли коробку.
— Бабушка нам кое-что прислала.
Минк стоял за мной с кружкой в руке и рассматривал содержимое посылки. Запах свежеприготовленного кофе плыл в воздухе. Моя кружка стояла на столе рядом.
— Немного японской еды, гэта и… Ах да, еще это…
Когда я вытащил юкату, Минк нахмурился.
— Юката?
— Да. Носил их раньше?
— Нет.
— Ну, бабушка прислала две~
Хотя я знал, что он будет возражать, я развернул большую юкату. От нее все еще пахло домом Серагаки.
— Посмотри, какая большая. Точно не для меня.
— …Да что ты говоришь.
Он опять нахмурился. Честно говоря, мне нравилось, когда он так поступал. Когда я видел его раздраженное лицо раньше, то не знал, что делать. Но теперь я лучше понимал его и знал, о чем он думает, поэтому больше не беспокоился. Сейчас я доверял ему достаточно, чтобы понимать его.
— Не хочешь примерить? Шучу…
Я добавил это «шучу», зная, что Минк будет недоволен, но он вдруг кивнул.
— …Э?
— Просто примерка, так? Идет.
— А… Ну давай.
Я был немного растерян. Я не ожидал, что он так легко согласится... Хотя и был рад. Я развернул юкату и набросил ему на плечи.
— Размер должен подойти…
— Я не знаю, как ее надевают.
— Я тебе покажу, не беспокойся.
— Не беспокоиться?
— Не беспокойся.
В том, как он переспросил, чувствовалось желание поддразнить. Минк вздохнул и поставил свою кружку на стол. Я не мог не волноваться, пока он раздевался. Обычно это он меня чему-то учил, я никогда этого не делал, поэтому, когда он сказал, что не умеет надевать юкату, я был готов помочь. Я взял кофе со стола, пытаясь справиться с нахлынувшими чувствами, и отпил глоток, наблюдая, как Минк раздевается.
***
«Я сделаю это, не беспокойся».
...Вообще-то, я не знал, как надевают юкаты. Бабушка помогала мне с этим когда-то, но это было давно, я был ребенком и ничего не запомнил. Так что я не знал, как Минк будет выглядеть, а он продолжал смотреть с немым вопросом и поддразнивать редкими комментариями; словом, это был изнурительный процесс, и я почувствовал невероятное облегчение, когда мне удалось закончить. Лицо у Минка до сих пор было недоверчивое, кажется, его удивляли воротник и оби.
— Достаточно просторно. Так и должно быть?
— …Вроде того. У меня уже давненько не было практики, поэтому не особенно хорошо получилось.
— Думаешь?
— Да. И это тоже надень.
Я дал ему гэта, и он сузил глаза:
— Деревянные сандалии?
— Надевал их раньше?
— Никогда.
Минк с показным раздражением натянул гэта.
— Ну и как тебе?
— Ничего особенного…
Я отступил на шаг, чтобы видеть его с головы до ног. И… выглядел он потрясающе.
Юката действительно шла Минку. Казалось, будто она специально сшита для его мускулистых плеч и груди. Не было похоже, что он надел ее впервые.
— Ты замечательно выглядишь.
Он отложил свою одежду, пока я говорил, и склонил голову, когда услышал мой восхищенный вздох.
— Надень и свою, да поскорее.
— Э? Зачем?
— Сходим в одно место.
— Э?
Я смотрел на Минка в изумлении. Никак не ожидал подобного предложения.
— Мы уходим?
— Если не хочешь — забудь об этом.
Я не совсем понимал, в чем дело, но он сел в кресло, безмолвно советуя мне поторопиться с переодеванием. Я посмотрел на часы. Почти девять вечера. Куда он собрался идти в такое время?.. Я быстро надел юкату, натянул гэта и заткнул два веера сзади за свой оби.
— Я готов.
Минк встал из кресла и протянул ко мне руки, плотнее затягивая воротник.
— Завернулся.
— …Спасибо.
— Теперь волосы.
Он медленно пропустил пальцы сквозь мои волосы, украшенные его изделиями. Я догадался, что он хочет убрать мои волосы сам, поэтому сел в кресло спиной к нему. Его руки неторопливо скользнули по моей спине, бережно собирая пряди вместе. Минк говорил мне, что волосы — самая священная часть тела для его племени, поэтому в них нужно вплетать украшения. Он настаивал на том, чтобы я носил их каждый день. Его движения могли показаться грубыми, но он был очень осторожен. Иначе не смог бы выполнять свою работу. Он закончил заплетать мои волосы; я наслаждался процессом. Я подошел к окну и раздвинул занавески. Снаружи было совсем темно, так что я увидел собственное отражение в стекле. Все волосы кроме прядей у ушей были убраны назад при помощи ленты, украшенной перьями и стеклянными бусинами. Просто, но со вкусом, как все, что он делал.
— Спасибо. Я знал, что ты в этом хорош.
Наши взгляды в отражении на стекле встретились.
— Что сложного в том, чтобы убрать волосы?
— Я о ленте.
Минка, казалось, не особо заинтересовали мои слова; он отвернулся и направился к выходу.
— Не стой там, идем.
— А, подожди! Я тоже хочу убрать твои волосы.
— Мои волосы?
— Да, я помогу тебе с этим. Мы не так-то часто надеваем юкаты.
Минк повернулся ко мне, увидел выражение моего лица, оборвал не начатую речь на полуслове, вздохнул и уселся в кресло.
— Давай быстрее.
Хотя его тон приятным было не назвать, он улыбался. Со временем это напускное ворчание нравилось мне все больше и больше. Я взял за оба конца ремешок, расшитый бисером, и бережно перехватил им волнистые волосы Минка. Знакомый запах корицы щекотнул ноздри; хороший запах. У Минка было куда больше волос, чем у меня, они были мягкими и отлично лежали. Я собрал его волосы и зачесал их назад, туго стянув ремешком. Хотя до этого я множество раз помогал ему с прической и приобрел опыт, нужно было убедиться, что она не рассыпется.
— Так хорошо? Не слишком свободно?
— Нет.
Он кивнул в подтверждение своих слов, и я выдохнул.
— Пойдем.
Он повернулся и направился к двери, и я не мог не спросить:
— А что с Рураканом и Реном?
— Мы идем ненадолго. И Помощники нам не понадобятся.
— А, ну да…
Рен спал в моей комнате, Руракан — тоже. Если мы просто пройдемся, в них нет нужды.
Минк уже вышел за дверь, так что я поспешил за ним.
***
Снаружи было темно, а жар, накопленный за день, понемногу истаивал. Хотя в воздухе все еще оставалось тепло, было куда прохладнее, чем днем. Минк шел сквозь густой и темный лес с такой легкостью, будто мог видеть дорогу у себя под ногами. Ночной лес казался больше. Хотя я знал дорогу, здесь было легко заблудиться. Я ходил этим путем с Минком много раз, но никогда — ночью. Было сложно ориентироваться. Куда он меня ведет? Минк шел молча, не слишком быстрым шагом, чтобы я успевал за ним. Мы шли рядом с одинаковой скоростью. Теперь он всегда думал обо мне, и каждый раз я радовался проявлениям его заботы.
Звуки наших шагов — стук гэта — казались громче и отчетливее, чем раньше, пробуждая новое, но в то же время знакомое чувство. Минк знал о традиционной японской одежде, может, здесь и фестивали есть, как в Японии?
— У вас тоже есть летние фестивали?
Я спросил Минка, следуя за ним, и он обернулся.
— Да, но не такие, как в Японии.
— И какие же?
— Наши больше напоминают собрания. Каждый год люди из разных кланов собираются в национальной одежде, но я никогда не принимал участия.
— В национальной одежде? Значит, и у тебя такая есть?
— Да, только я ее больше не ношу.
Минк, наверное, думал, что я начну просить его надеть эту одежду. Облачение его клана… Я не мог представить, как оно выглядело и что значило для Минка. Я хотел бы узнать, поэтому продолжил:
— В следующий раз надень ее для меня.
— Хватит болтать… Мы пришли.
Он сказал это, многозначительно кивнув. В конце леса была скала. Ночное небо и горизонт были отлично видны, а еще сюда долетали непрошеные порывы ветра. Скала не казалась особенно большой. Справа от нее высилась стена из камней, справа находился большой плоский камень.
Минк подошел к камню, забрался на него и сел, прислонившись спиной к каменной стене. Я тоже собрался запрыгнуть на камень, но тут налетел сильный порыв ветра.
— Ох!
— Осторожно.
Мои волосы трепал ветер. Хотя место, где я стоял, казалось безопасным, колени у меня подрагивали. Сорваться можно было в любой момент. Я подождал, пока ветер стихнет, а потом взобрался наверх и сел рядом с Минком. Лесная прохлада остудила камень, я мог почувствовать это сквозь ткань юкаты. Устроившись поудобнее, я огляделся вокруг. Внушительная громада гор и бесконечный горизонт; ночью их контуры смазались, я мог видеть только смутные очертания. Я с сомнением глянул на Минка. Зачем мы пришли сюда? Но он только сидел, подняв голову, глядя в ночное небо, и, проследив за его взглядом, я мгновенно понял, почему он привел меня в это место.
Белая луна светила в центре чернильно-черного неба и казалась дырой в его поверхности; присмотревшись, я понял, что она пока не полная. Контраст между светом и темнотой зачаровывал, как на картине.
— …Очень красиво.
Минк едва слышно вздохнул и усмехнулся.
— Это лучшее место для того, чтобы увидеть луну. Хотя зимой она красивее, потому что небо чище, но зимой ветер холоднее. А сейчас просто прохладно. Лучшее время.
В голосе Минка звучали гордость и удовольствие, он выглядел почти счастливым. Не думаю, что кто-то еще заметил бы, но, когда Минк говорил о своей стране, его тон и выражение лица становились мягче. Я мог понять его любовь и гордость, потому что чувствовал то же самое к Мидориджиме. Но все же почему он привел меня посмотреть на луну? Когда я собрался спросить об этом, Минк повернул ко мне голову.
— В древней Японии был обычай смотреть на луну в это время года.
— Э, правда? Я думал, только осенью.
— Сотни лет назад.
— Сотни лет…
Я не знал, что в Японии был такой обычай, и даже предположить не мог, будто он знает. Когда у Минка было свободное время, он надевал очки и читал, и иногда учил меня чему-нибудь. Я знал, что у него широкий кругозор… но и подумать не мог, что он знает о древних обычаях Японии.
— В то время верили, что лунный цикл — это цикл смерти и возрождения. Люди смотрели на убывающую луну как на обозначение смерти.
— Смерть… и возрождение…
— Да.
Эти слова были значимыми и для меня, и для Минка… именно они связали нас вместе. Ресницы Минка слегка подрагивали, золотые глаза смотрели мне прямо в душу.
— В такие ночи, как эта, полная луна говорит о жизненной силе. Это — возрождение.
Я посмотрел в небо снова. Лунный свет дробился в ночных небесах, окруженный темнотой. Я мог понять, о чем говорит Минк, идею насчет полноты жизни. Луна убывает и прибывает; это — цикл смерти и возрождения, он повторяется раз за разом. Смерть нужна для возрождения, вместе они составляют одно целое. Я не мог не думать о том, как жил Минк, и о собственной жизни.
— Я вспомнил об обычае смотреть на луну, когда надел юкату. Вы надеваете национальную одежду, чтобы в ней посещать специальные фестивали?
— М-м, да. Вроде того.
— Луна прекрасна, даже когда она не совсем полная. Мы редко надеваем юкаты, так что я решил привести тебя сюда, посмотреть на луну.
Минк снова посмотрел на луну. Легкая улыбка появилась в уголках его губ, как раньше, когда он говорил о своей родине. Он хотел показать мне луну. Эта мысль вызывала у меня одновременно счастье и смущение. Я смотрел на профиль Минка, освещенный лунным светом; его голос звучал даже мягче, чем обычно и, кажется, я чувствовал «жизнь», о которой он говорил. Я решил использовать лунный свет как оправдание; наклонившись к Минку, я поцеловал его в уголок рта и тут же опустил взгляд.
— Что?
— Эм… как бы сказать… луна сегодня прекрасна.
Я был слишком смущен, чтобы еще что-то сделать, поэтому быстро отвернулся. Я хотел объяснить, но попросту не мог.
Я вытащил два веера из-за оби и обмахнул лицо, чтобы скрыть смущение. Второй веер я протянул Минку.
— Вот. Идут в комплекте с юкатами, попробуй!
Он приподнял брови и взял веер.
— Хотя тут так ветрено, что нам даже не нужно… а-а-ах!
Холодный порыв ветра подул на нас, заставив меня закрыть глаза и замолчать на половине фразы. Ветер был таким сильным, что кожа покрылась мурашками.
— …Они совершенно бесполезны.
Ветер прекратился, и я неловко рассмеялся. Минк посмотрел на меня с удивлением.
— Что с тобой сегодня?
— Ха-ха-ха…
Ветер перепутал пряди моих волос, я попытался закрепить их, но он сделал это вместо меня своими большими руками. И тут же отвернулся, так что я даже поблагодарить не успел. В этой спокойной атмосфере слова казались лишними, поэтому я тоже посмотрел на луну. Мы наблюдали за ней вместе, молча. В тишине можно было услышать, как ветер колышет кроны деревьев.
Было хорошо, спокойно. Я почувствовал что-то на своем плече и посмотрел вниз. Когда я увидел, что это было, то замер, не в силах шевельнуться. Минк, по-прежнему глядя на луну, осторожно меня обнял меня за плечи, привлекая к себе. Это нежное прикосновение заставило меня застыть; сладостное онемение наполнило тело. Сердце, казалось, вот-вот разорвется, так быстро оно забилось. Минк редко оказывал мне такие неприкрытые знаки внимания, так что я был очень взволнован.
Наверное, дело в луне. Я воспользовался шансом и облокотился на его плечо, хотя мои движения были скованными. Минк ничего не сказал, только начал поглаживать меня по волосам. Снова подул ветер, на этот раз не такой сильный, как раньше, скорее, нежный. Хотя ночь была прохладной, я чувствовал тепло Минка. Ощущать жар его тела и смотреть на луну… Я вдруг вспомнил фотографию, которую мне показывала бабушка, фото Мидориджимы, сделанное с самой высокой точки.
Это фото было сделано ночью. Можно было увидеть белые песчаные пляжи, темный океан и яркую луну в небе. Лунный свет освещал волны океана, а луна отражалась в них. Это было прекрасно. Мидориджима сильно изменилась под властью Тоэ, но луна осталась такой же прекрасной, как на любом фото. Мне хотелось бы посмотреть на нее вместе с Минком.
— ...Эй. Давай поедем на Мидориджиму как-нибудь и посмотрим на луну там, — пробормотал я негромко.
Минк посмотрел на меня с некоторым удивлением.
— Зачем?
— Луна здесь очень красива. Она напоминает мне луну на Мидориджиме. Я видел ее на старой фотографии, и она сейчас совсем другая, но… луна на Мидориджиме тоже красива. Ты поймешь, если посмотришь. Есть места, откуда ее хорошо видно, и можно полюбоваться... наверняка.
Минк молча смотрел на меня. Потом он перевел взгляд на луну.
— Да, ты прав.
Минк точно понял, о чем я; неважно, сколько всего изменилось, все равно остаются постоянные величины. Где бы ты ни был, чувства, которые испытываешь к родине и когда смотришь на луну, остаются неизменными. Эти мгновения тоже, даже когда пройдут, навсегда останутся жить в нас.
Больше ничего не говоря, мы в молчании смотрели на луну.
Sora miage negau yo mou ichido kono te ni dakishimeru koto ga dekiru nara
Не увидела ограничения на подобные посты в правилах, надеюсь, ничего не нарушу.))
ЧТО: Ситадзики (подложка для письма под лист бумаги), магниты, плакаты, брелочки (Клиа, Минк, Минк-пиктам). Москва, личная передача. Другие города - пересылка по предоплате на карточку сбербанка. С наложенным платежом не работаю. Продажа за рубеж не рассматривается ввиду сложностей с переводом денег (если решите эту проблему - обсудим).
Надписи SAMPLE на айтемах ессно нет. =) Всё новое, коробки плакатов вскрыты, чтобы проверить, где какой (они в одинаковых коробочках).
Подробнее + о пересылке1. Ситадзкии - полупрозрачный пластик. Подложка под лист бумаги, чтобы акуратнее писалось и написанное не оставляло оттиска на других страницах. Формат А5. Клиа (1). Аоба-Рен (3). По 350р Пересылка по РФ - 70р.
2. Магниты ~ 10*10 см. Что-то типа магнитящегося гибкого пластика или резины. Минк - 300р Аоба-Рен (2 шт), Коджаку (1 шт) - 350р Клиа (3 шт), Нойз (1 шт) - 400р. Пересылка по РФ - 70р. за 1, если больше, будем смотреть по ситуации.
3. Плакаты 73 x 26 см Бумага, плотная достаточно. Каждый в индивидуальной коробочке, свёрнуты рулончиком. Клиа, Нойз по 500. Остальные по 450. В наличии: Аоба-Рен (1 шт), Коджаку (1 шт), (Минк 1 шт), Аоба+сэмэ (2шт), Коджаку-Аоба-Рен (1 шт), второстепенные герои (2 шт), Нойз (1 шт), Клиа (2 шт).
Пересылка 100-120р.
4. Брелочки Минк (пиктам со сменной мордашкой - 300р), Клиа (простой - 300р), Минк (простой - 150р). Клиа поодиночке не уходит, только вместе с чем-то ёщё. Пересылка за простой брелок или пару - 80р. заказным, за пиктам - 200р, тк только посылкой.
Если берёте от 3х айтемов - можно говорить о скидке.
ОБМЕН: возможен на книги, мангу, додзи, стафф или фигурки по Tales of Series, Saint Seiya или Yu-Gi-Oh!, с доплатой с той или иной стороны. Пишите, обсудим.
Название: Надежный человек Автор:Laora Бета:Red Fir Размер: драббл, 258 слов Канон: Sweet Pool
Пейринг/персонажи:
Серизава Эрика,
приемная мать Тецуо, упоминаются
Широнума Тецуо/
Сакияма Йоджи
Категория: джен, слэш Жанр: повседневность Рейтинг: PG Краткое содержание: Эрика пришла в гости к матери Тецуо Примечание/Предупреждения: АУ от канона с ХЭ
читать дальше — Мобильные телефоны, — говорила Эрика, — вредны для здоровья. Как и переизбыток техники. Электромагнитные волны, которые излучает техника, плохо сказываются на людях. Это — то же облучение.
Приемная мать Широнумы Тецуо, который за что-то приглянулся Йоджи, обожаемому младшему брату Эрики, понимающе кивала. Признаться, эта женщина понравилась Эрике куда больше самого Тецуо, молчаливого, мрачного и время от времени адресующего Йоджи очень многозначительные взгляды. После таких взглядов Йоджи, если говорил, запинался и начинал краснеть. Эрика почти видела, как Тецуо целует ее брата в какой-нибудь подворотне или, что еще хуже, туалетной кабинке.
Но Йоджи был счастлив рядом с Тецуо и, похоже, против такого поворота событий ничуть не возражал. Поэтому и Эрике пришлось смягчиться. В конце концов, она всегда хотела, чтобы ее брат тоже нашел свою вторую половинку, а пол и характер этой половинки — дело десятое.
— Лучше почаще общаться с животными, — Эрика почесала за ухом черного кота, который путался под ногами и явно ждал, когда его накормят. Сидеть на энгаве в компании приемной матери Тецуо было очень приятно.
Эрика подумала, что, когда вернется, непременно расскажет о коте своему двухлетнему сыну. Сейчас с сыном сидел ее муж и уже несколько раз звонил, уверяя, что не справляется, — поэтому Эрика и принялась жаловаться на мобильные телефоны.
— Животные приносят радость в дом, — согласилась приемная мать Тецуо. — Можно накормить кота рыбой. Сходить?
— Я схожу, сидите.
Йоджи и Тецуо задерживались; первый встречал второго из института, и встреча, похоже, затянулась.
Но, даже если они и целовались сейчас в какой-нибудь подворотне, Эрика не собиралась волноваться.
При всей своей молчаливости и мрачности Широнума Тецуо казался ей надежным человеком.
Его обучал готовке Бардо. Бардо, как полагал Рай, оказался предателем, а умения, полученные от предателя, в повседневной жизни использовать не стоило.
Вообще-то, драться Рая обучал тоже Бардо. Это умение Рай не только использовал, но и зарабатывал им на жизнь. Однако сражения в представлении Рая всегда были связаны с чем-то темным; иногда во время драк Рай терял себя и не мог потом вспомнить, что творил.
А готовка, совместная с Бардо, была счастьем. Но это счастье осталось в прошлом, и к нему возврата не было. Готовить одному означало бередить ненужные воспоминания.
Все изменилось, когда Коноэ впервые похвалил готовку Рая.
Вообще-то, в их повседневной жизни готовил преимущественно сам Коноэ. Рай ел практически все и жаловаться на вкус пищи не имел обыкновения.
Когда они останавливались в каком-то городе или селении, то ели купленную или заказанную еду. Словом, Рая готовка в любом случае не касалась.
До тех пор, пока Коноэ не свалился с жаром посреди глухого леса. Пришлось сделать остановку на несколько дней, выхаживать Коноэ при помощи лесных трав и готовить ему похлебку. Выздоровев, Коноэ эту похлебку превозносил до небес. Говорил, что в жизни не ел ничего вкуснее.
Рай, конечно, не поверил, но приготовить что-нибудь еще попробовал.
На этот раз он сварил мясо с кореньями, которые когда-то показывал в лесу Бардо.
Мясо пошло на ура.
Нет, Рай не любил готовить… но Коноэ смотрел такими восхищенными глазами, так нахваливал нехитрые блюда, которые Рай мог предложить, что последний рассудил: негоже, чтобы его санга питался абы как. Странным образом восхищение Коноэ будто смыло грязный налет с прошлого Рая.
С тех пор, куда бы они ни направились, готовил всегда Рай.
Название: Белый Автор:Laora Бета:Red Fir Размер: драббл, 578 слов Канон: DRAMAtical Murder
Пейринг/персонажи:
Вирус,
Трип;
Трип/
Мизуки
Категория: слэш Жанр: экшн Рейтинг: PG-13 Краткое содержание: почему Трип считает Вируса «белым» Примечание/Предупреждения: по заявке "Трип/Мизуки при условии отсутствия/разбития/уничтожения и т.д. у первого комплекса «копипасты»"; АУ от канона
Вирус смотрит раздраженно. Он недоволен, и для Трипа это не новость.
В последнее время Вирус часто недоволен.
Кроме Вируса, у Трипа никого нет. Трип всегда поступает так, как велит Вирус, доверяясь, как оружие доверяется владельцу — безоговорочно. Трип ценит Вируса и предан ему безгранично. Он красит волосы, потому что волосы Вируса — светлые, а Трип хочет быть похожим на него. Хочет быть ближе.
В мире нет никого чище Вируса; он — белый, как больничная рубашка, как саван, как одежда, которую надевают на похороны.
Самый чистый. Стерильная чистота.
За это Трип восхищается им, за это готов отдать Вирусу всего себя, — тело, душу, сердце, мысли, что угодно.
Вирусу нужны только его сила и покорность.
Вирус оскорбляется, когда кто-то называет их близнецами.
Вирус не терпит, когда Трип поступает против его воли. Он запоминает такие случаи и мстит за них — беспощадно.
Трипу нравится эта беспощадность. Она тоже белая.
Рядом с Вирусом не нужно думать или сомневаться, или поступать по-своему. Он этого не потерпит.
Рядом с Вирусом всегда можно найти применение своей силе. Рядом с Вирусом Трип силен и нужен, без Вируса и близко не представляет, как идти по жизни. Если Трип не чувствует себя нужным, он расстраивается.
Хуже всего — когда Вирус в наказание начинает игнорировать Трипа. Когда не берет его на задания; его слепяще-белый свет становится в таких случаях настолько ярким, что режет глаза. Трипу приходится прикрывать их рукой; очков он, в отличие от Вируса, не носит. Тем более солнечных.
Один раз, когда Вирус не взял Трипа с собой на задание, тот повстречал удивительного человека.
У человека были яркие волосы, как у самого Трипа когда-то, и смуглая кожа. Единственное, что было белым в его облике, — татуировки.
Искусственные.
Он не был белым, как Вирус, парень по имени Мизуки. Но рядом с ним, решительным и доброжелательным даже по отношению к незнакомцу, Трип впервые почувствовал, что не обязательно быть нужным кому-то.
Это чувство во время первой встречи могло оказаться случайностью. Поэтому Трип пришел в тату-бар «Черная игла» снова, один, без Вируса. И снова.
Вирус не сразу узнал, куда ходит Трип, и это, пожалуй, разозлило его больше, чем что-либо другое.
— Подожди.
— Мы получили приказ, — отчеканивает Вирус. — Не вижу необходимости ждать.
Приказ о том, чтобы уничтожить «Dry juice», Риб-команду Мизуки.
— Еще слишком светло. Начнем, когда стемнеет.
Трип никогда ни о чем не просит Вируса. А если просит, то Вирус его не слушает. Но это не просьба. Предложение, как лучше выполнить задание, его практическую сторону; в таком Трип разбирается получше многих.
Ему и в голову не придет, что после разговора с ним Трип отлучится вовсе не для того, чтобы подготовить операцию.
Для того, чтобы найти в «Черной игле» парня по имени Мизуки.
Трип не собирается предупреждать Мизуки о грозящей ему опасности.
Трип знает, что после гипноза Тоэ от прежнего Мизуки мало что останется, и собирается урвать Мизуки себе. Здесь, сейчас, живого, настоящего. Пока не стало слишком поздно.
Если сломать его прямо сейчас, гипнотизировать потом будет проще.
Но там, где все стерильно чисто, ничего не растет.
Вирус — слепящий, как солнечный свет.
Но солнечный свет может оставлять ожоги.
Вместо того, чтобы избить вышедшего навстречу Мизуки и взять его так, как давно хотелось, Трип бьет быстро и коротко, так, чтобы отправить в отключку. Задание Тоэ будет выполнено; они уничтожат «Dry juice» и опробуют гипноз на участниках команды.
А оглушенный Мизуки в это время спокойно полежит в безопасном месте. Возможно, в дальнейшем он даже найдет способ помочь своей команде, — кто знает.
Название: Плохая концовка Бардо Переводчик:Laora Бета:Red Fir Форма: перевод скрипта из игры, вторичный перевод с английского Канон: Lamento
Пейринг/персонажи:
Коноэ,
Бардо,
Рай,
Ликс
Категория: джен Рейтинг: PG-13 Размер: 1333 слова Примечание: Ликс позволяет убить себя... зная, что выживет
читать дальше Красный, черный и белый свет смешались, слившись воедино.
Что… это было? Коноэ открыл глаза и огляделся. Странные цвета Пустоты уже исчезли, как и тьма, окружавшая Ликса, и древесная крепость погрузилась в пугающую тишину.
Все закончилось?
Ликсу пришел конец?
Оглядевшись, Коноэ заметил кота, который лежал на полу. Он лежал лицом вниз, но Коноэ мог без сомнения сказать, что это Ликс.
Его тело казалось таким маленьким и жалким, что в это с трудом верилось. Ведь он обладал такой мощью и магической силой... В оцепенении Коноэ смотрел на неподвижный труп. Потом краем глаза он заметил вспышку.
Свет исходил от клинка, который опустился на тело Ликса без малейшего сомнения.
— …
Не до конца уверенный, Коноэ перевел взгляд на владельца меча. Это был Рай.
Белые волосы были в крови; единственным голубым глазом Рай смотрел на свою жертву, которую только что пронзил.
На его губах медленно появилась улыбка.
Рай рассмеялся. Это был смех, окрашенный в цвет безумия. Коноэ ужаснулся. Возможно ли, что…
…В отчаянной схватке против Ликса безумие Рая вышло из-под контроля?
Возможно, он уже был на пределе. Все это время Рай подавлял свою сумасшедшую жажду крови.
Он должен был остановить Рая. Подумав так, Коноэ понял, что и пошевельнуться от страха не может. Чья-то рука накрыла его плечо, и он отшатнулся.
— …!
Удивленный, он оглянулся; шерсть на теле встала дыбом. Впрочем, напряжение понемногу спадало. Это был Бардо. Он выглядел довольным и спокойным, и Коноэ чуть не потерял сознание от облегчения.
— Он… так и не изменился.
— Но все кончено. Нужно его остановить.
— …Остановить? Зачем?
Бардо повторил это слово — и рассмеялся. От этого глубокого смеха Коноэ пробрала дрожь.
— Зачем его останавливать? Он счастлив. Жаль ему мешать.
— …Что ты такое говоришь?..
Выбитый из колеи словами Бардо, Коноэ напрягся. Бардо смотрел на Рая как-то странно. Его взгляд казался мутным, будто он сам себе не принадлежал. Это был не тот Бардо, которого знал Коноэ.
— Таков Рай.
Хотя Коноэ продолжал слышать его голос, казалось, будто голос этот принадлежит другому коту.
— Он ничего не боится и никогда не сомневается. Его истинное призвание — убивать, он любит кровь. Таков Рай.
Сказав это, Бардо повернулся к Коноэ. И тот наконец-то понял, что случилось.
Правый бок Бардо уже ему не принадлежал. Что-то, похожее на темную кровь, сочилось из ран на его правой руке, пропитывало кожу от запястья до плеча, покрывало лицо. Правый глаз Бардо тоже отсвечивал красным, наполненный неверным светом.
— …Поэтому ничего не кончено… все только начинается.
…Бардо тоже?
После сражения с Ликсом… демон, заключенный в правой руке Бардо, освободился? Бардо был обречен. Тьма в его сердце разрослась, как и в сердце Рая.
— М-да… И чего я только боялся? От чего бежал?
Бардо пробормотал эти слова с неподдельным счастьем, опуская взгляд к своей правой руке, укрытой в тени.
— Я чувствую, как сила переполняет меня… Та самая, которую я столько лет скрывал.
— …Бардо…
Коноэ мог только позвать его дрожащим голосом. Те двое, кому он доверял, изменились. Коноэ с трудом мог стоять, но горько жалел о том, что тоже не утратил разум. Лучше бы он сошел с ума, как они.
Бардо шагнул вперед, больше не заботясь о Коноэ. Рай наблюдал за его приближением.
То же темное сумасшествие, что и у Бардо, дрожало в его взгляде, а губы растянулись в радостной улыбке.
— Я так устал ждать тебя, Рай… Или, наоборот, это я заставил тебя ждать?
Бардо заговорил с Раем; от него исходила аура стремления к насилию и невероятной жажды крови. Рай обнажил клыки и яростно зарычал.
— Ты ненавидел меня. Я тебе завидовал… Теперь мы квиты.
Он должен остановить их…
Коноэ подумал так, собираясь с силами, но тут он услышал чей-то холодный голос.
Бесполезно. Это их судьба, естественное развитие событий. Эти коты стали теми, кем хотели быть, кем должны были стать. Нет нужды вмешиваться.
— …Неправда!
Коноэ закричал во весь голос. Не может быть. Он не мог в это поверить. Он пытался стереть эти предательские мысли. Он должен был остановить их, и как можно скорее.
Если они скрестят мечи, больше он их не остановит. Коноэ был уверен в этом. Потому что…
…Потому что они не захотят, чтобы их останавливали. Вместо этого он собирался наблюдать за ними. За тем, как они сражаются до конца, смешивая кровь с еще большим количеством крови…
— Нет!
Коноэ закричал снова в полнейшей растерянности. Он слышал чей-то голос, не свой. Но голос этот звучал будто в его голове…
Голова нещадно болела. Он узнал это чувство. Он испытывал его не в первый раз.
«Да, я уже говорил с тобой так. Ты помнишь? Коноэ».
— …
Он услышал, как Ликс рассмеялся. Этот смех отозвался эхом в сознании Коноэ, никак не понимавшего, что же случилось. Ликс же умер. Его труп до сих пор лежал перед Коноэ…
«Я отбросил это тело. Ты, мой сосуд, находился совсем рядом. Хотя это было непросто, отринуть прежнего себя… я знал, что это случится. Не так и плохо. Давно я не видел ничего настолько интересного».
Бардо зарычал и поднял меч. Рай отозвался таким же рычанием; два клинка в его руках рассекали воздух. Их мечи скрестились, высекая искры.
Коноэ смотрел на поединок, не в силах ничего предпринять. Он даже не мог отвернуться. Сознание, проникшее в его разум, не позволяло.
— …Почему ты это делаешь?..
«Просто… силы, которая, как ты сказал, есть у вашей связи, оказалось недостаточно. Ты не можешь пробиться к ним. И это естественно. Потому что связи вообще мало что значат».
— …
Коноэ понял, что тело ему больше не повинуется. Оно полностью перешло под контроль Ликса. Он не владел им, хотя и оставался в сознании.
Коноэ мог только наблюдать, как два кота обмениваются ударами мечей; он был не в состоянии сдвинуться и на палец.
Бардо засмеялся — и Рай тоже. Они с ненавистью рычали друг на друга, рассекали плоть друг друга, убивали друг друга.
В то же время… Коноэ внезапно подумал, что это похоже на благословение свыше.
Бардо и Рай оба забыли обо всем, кроме врага перед собой. Радость от убийства, неприкрытое насилие; от всего этого закипала кровь.
Коноэ подумал еще. Ликс говорил правильно. Он не должен вмешиваться. Ведь именно такими были Бардо и Рай; в этом заключался смысл их существования.
А потом он почувствовал, как сознание понемногу уплывает. Его разум выцветал, исчезая.
Губы Коноэ сложились в спокойную улыбку. Он казался довольным, даже торжествующим.
— Сила тьмы возрастет. Вскоре этот мир погрузится в хаос… Неважно. Просто деритесь дальше. Это то, для чего вы живете.
Не прислушиваясь к зрителю, двое, одержимые жаждой уничтожения, продолжили свой путь сквозь сумасшествие и кровь.
Поняла, в какой архетип вписывается Шики из "Togainu no Chi". Судите сами: длинный черный плащ, в котором нет практической надобности, всесилие, загадочное прошлое, нечеловеческая жестокость, аристократическая бледность, красные глаза, ночной образ жизни, появления на фоне полной луны... пристрастие к крови.
Узнаете? Вот и я о том же - граф Дракула! Приятно познакомиться.
Шики не одинок в своей дракулообразности; в архетип вампира попадают многие злодеи маскульта, вспомнить хотя бы Ганнибала Лектера из романов Харриса (у undel есть шикарнейший пост на тему). Правда, идеальным романтическим героем, как Ганнибал Харриса, Шики не является. Но совпадений с архетипом это не отменяет: в своей сюжетной линии Шики по-вампирски "похищает" Акиру, а затем "обращает". Это та самая схема: в разгар грозы Акира рядом с мертвым телом Кейске отказывается от жизни, а Шики радостно хватает его на руки (почти летят, а?) и волочет к себе в замок квартиру, где лично делает Акире пирсинг - действие, связанное с кровью. Фандомная шутка насчет скрина с процессом пирсинга, про "слюни Шики", обретает новый смысл; Шики слизывает кровь Акиры.
После своего "обращения" Акира отказывается уходить, даже когда отпускают. Его "я" изменено под Шики, сломано - поэтому хорошей концовки в линии Шики нет. Зато есть две плохие и одна истинная; в любой из них Шики и Акира остаются вместе. В тошимской концовке Шики живет во дворце, Акира выполняет роль его неверной наложницы, чьи разовые возлюбленные становятся жертвами Шики (не знаю, как вы, а я вспомнила развратных жен Дракулы и бедного Харкера); в военной концовке Шики живет во дворце, Акира - его военный помощник, и они собираются захватить мир (вампиры поработят планету); в истинной концовке Шики не подпитался кровью Нано, потерял волю к жизни и стал прекрасной куклой, зато в его плаще шастает Акира, убивает всех направо и налево, и его глаза на скрине из этой концовки отливают красным, отражая осенние листья, - неслучайный визуальный эффект (обращение прошло успешно). "Обращение" Акиры во всех случаях проходит успешно, сближение с Шики для него - как вампирская кровь создателя. Такая романтика.
Пруф:
Впрочем, вампиризмом Шики дело не ограничивается. "Togainu no Chi" (дословно "Кровь виновного пса") тесно связана с темой крови. Нано предстает перед нами почти божеством, чья кровь дает невиданную силу (христианский подтекст), но при этом сводит с ума (а вот тут уже подтекст вампирский - "причастие" кровью в прямом смысле извращает христианские традиции); Шики, отпив этой крови, способен сохранить рассудок. Мне снова, как и в случае статьи по "Sweet Pool", вспоминается Энн Райс. Только не цикл о Мэйфейрских ведьмах, а цикл о вампирах. Был там такой момент: более слабый вампир, испив крови древнего и сильного, предтечи, сам становился сильнее. Именно это происходит с Шики, когда он пьет кровь Нано.
Пруф:
Шики приобретает невероятную силу. И... становится еще больше похож на вампира. Это подчеркивается визуальной символикой: плащ Шики черный, без кроваво-красной подкладки - но испивший крови Нано Шики изображен на кроваво-красном фоне. Развевающийся плащ и пояс напоминают о крыльях летучей мыши; даже если эту ассоциацию не сразу узнают игроки, на подсознательном уровне она воздействует на нас, работает на образ. А образ, то есть, архетип вампира работает на руку создателям игры - создает горизонт ожиданий. Игрок сам додумывает пробелы в истории персонажа, потому что приблизительно может представить, чего от него ожидать. "Готичность" облика Шики - кресты, браслеты, шипастый пояс - дополняет картину. Ведь готика не в последнюю очередь ассоциируется с вампирами.
Пруф:
Но, кроме визуальной символики, есть символика смысловая; ведь это кровь Нано ломает других людей и делает из Шики сильнейшего "вампира". Сюжетная линия Нано недаром доступна только после линии Шики; Шики воплощает в себе архетип вампира и внешне, и поведенчески, в нем на интуитивном уровне узнаешь графа Дракулу. Докопаться до того, что главный "вампир" игры - Нано, можно только через их с Шики соперничество. Потому что Шики пьет кровь Нано, кровь предтечи, и это его изменяет. Кровь Акиры, напротив, способна сделать из сбрендившего от крови Нано "вампира" нормального человека. Этакий антидот от "вампиризма", мы на примере Кейске видели. Шики тоже можно спасти от "вампиризма" - Акира может помешать ему попробовать кровь Нано, и Шики впадет в апатию, но в таком случае цепочка насилия не прервется, новым "вампиром" станет сам Акира. Линия Нано позволяет с насилием покончить.
В большей мере, чем Шики, Нано проявляет интерес к крови Акиры: он вылизывает порез на руке Акиры, впивается зубами ему в шею во время секса, причем кусает до крови; даже их прелюдия вызывает в памяти вампира, прижавшего свою жертву к стенке и облизывающегося на ее яремную вену. Но при этом Нано, в отличие от Шики, не стремится "обращать" Акиру, не ломает его личность, не прививает ему свои ценности. Наоборот, Нано перенимает ценности Акиры. У Нано только одна концовка, и она хорошая - Нано дает обет больше не убивать, и они с Акирой вместе скрываются от властей.
Нано не избавляется от своих сверхспособностей, просто не применяет их без нужды; его всесилие, его "вампиризм" - не временное умопомешательство, которое можно "вылечить", и не следствие внутренней жестокости, которая составляет основу личности. Это неотъемлемая его часть, которую незачем отрицать, зато можно контролировать. И Нано контролирует; на финальном скрине своей линии он визуально как никогда похож на вампира - перекрашенные ради маскировки черные волосы, черный плащ вместо бежевого костюма, - но это "вампир", который выбивается из архетипа. Он не убивает, не пьет кровь, не желает править, не угнетает, и глаза у него не красные, а лиловые, как у благородного вампира Лестата. А еще он с человеком - Акирой. И они оба остаются людьми - этакое "обращение" наоборот, из вампира - в человека, не за счет крови, а за счет человеческого отношения.
Пруф:
Если насилие способно сделать из человека "вампира", то любовь может сделать "вампира" человеком. А "вампиризм" определяется вовсе не свойствами крови - Шики, изначально человек, вписывается в архетип вампира куда лучше, чем Нано.
Название: Часть Автор:Laora Бета:Red Fir Размер: драббл, 151 слово Канон: DRAMAtical Murder
Пейринг/персонажи:
Сэй,
Нойз,
Усуи
Категория: джен, намеки на слэш и гет Жанр: ангст Рейтинг: PG-13 Краткое содержание: Усуи позволяет себя предвидеть
читать дальше Нойз считает, что может предвидеть появление Усуи; он вычисляет, и строчит бессменные ночи на своем компьютере, лишенный чувств — как он полагает.
Сэй знает: чувства в большей мере доступны тем, кого они не разрывают на части, так, что приходится создавать бесчисленное количество своих виртуальных двойников.
Усуи — не двойник Сэя, просто в ней есть его часть.
Усуи не чуждо определенное кокетство: она польщена настойчивым вниманием со стороны самого верного поклонника, потому и позволяет предвидеть себя.
Усуи знает, что тут замешан лучший стимул — деньги, а значит, этот поклонник не оставит ее.
Усуи знает: необязательно создавать виртуальных двойников, когда чувства рвут на части.
Можно просто танцевать. До упаду танцевать, пока не выключится что-то внутри. Искусственная жизнь или настоящая — кто ее разберет?
Усуи все равно. Усуи позволяет себя предвидеть; Усуи танцует, и один за другим сдаются те, кто не может продолжать танец.
Название: Педикюр Автор:Laora Бета:Red Fir Размер: драббл, 134 слова Канон: Sweet Pool
Пейринги/персонажи:
Китани Кохей,
Окинага Зенья,
Кристи Категория: преслэш Жанр: флафф, юмор Рейтинг: PG Задание:Рыть себе могилу Краткое содержание: Китани следует быть поосторожнее, когда доходит до отказов Предупреждение: некоторая AU
читать дальшеВаляться в цветах Коноэ не любил. Он вообще к цветам относился подозрительно и нередко чихал, когда Асато ему их притаскивал, из-за пыльцы.
А Асато готов был таскать цветы для Коноэ охапками. Во-первых, ему нравились цветы, во-вторых, он любил Коноэ. И даже говорил, что Коноэ любых цветов красивее.
Страсть к цветам у Асато появилась не после визита на заколдованный луг, где они с Коноэ в первый раз предались любви. Это было скорее нечто, заложенное генетически, передавшееся по наследству не то от мамы и папы, познакомившихся на цветочном лугу, не то от далеких предков-кошек. Те, наверное, тоже обожали кататься по цветочному полю туда-сюда, блаженно потягиваясь и соблазняя всех мимо проходящих своим цветущим видом.
Асато, правда, валялся только в присутствии Коноэ, но менее соблазнительным от этого не становился.
В итоге все заканчивалось тем, что Коноэ приходилось валяться в цветах вместе с Асато, как когда-то в самый первый для них обоих раз.
Название: Плохая концовка Коджаку из реконнекта Переводчик:Laora Бета:Red Fir Форма: перевод пути из игры, вторичный перевод с английского Канон: DRAMAtical Murder
Пейринг/персонажи:
Коджаку/
Серагаки Аоба
Категория: слэш Рейтинг: NC-17 Размер: 5573 слова Предупреждения: 1) содержит изображения с высоким рейтингом; 2) кровь, насилие, даб-кон, отсутствие ХЭ; 3) переменный POV
Я понял, что он повторяет одно и то же, как машина.
Это…
Не по-настоящему.
Я решил, что мы вернулись, но мы оставались там, где были.
Что это за место? Где я?
И кто…
Это Аоба?
Аоба: Хорошо.
Аоба: Хорошо.
Аоба: Хорошо.
Аоба: Хорошо.
Коджаку: Нет… Нет! Я тебя точно… но…
Коджаку: Я не хочу так!
Аоба: Хорошо.
Коджаку: Хватит, Аоба!..
Аоба: Хорошо.
Коджаку: Нет, нет!.. Хватит!
Аоба: Хорошо.
Коджаку: Пожалуйста, хватит!..
Аоба: Хорошо.
Аоба: Хорошо.
Аоба: Хорошо.
Аоба: Хорошо.
Аоба: Хорошо.
Аоба: Хорошо.
Аоба: Хорошо.
Аоба: Хорошо.
Аоба: Хорошо.
Аоба: Хорошо.
Аоба: Хорошо.
Коджаку: …
…Больно.
Жутко болела голова.
Коджаку: …
Когда я медленно открыл глаза, мне поплохело.
Мне казалось, что пол передо мной покрыт внутренностями и кровью, — моими.
В моем животе что-то медленно перемещалось.
И это пульсирование.
Жуткое ощущение во всем теле, — так, будто кожа содрана. Потому и пульсирует.
Слишком сильно. Я с трудом поднял голову, чтобы осмотреться. Она казалась мучительно тяжелой.
Белый пол, стены, потолок.
Все еще…. в Платиновой тюрьме.
Я чувствовал холод и твердый пол под собой; должно быть, я лежал на нем.
Что… что произошло?
Мой взгляд скользнул дальше; тела на белом. Много тел.
По цвету их одежды я вдруг понял...
Ко. Хаджима.
А еще, дальше...
…Вся команда.
Все они были побеждены.
Потеряли сознание. Или?
Рядом со мной лежал еще кто-то.
Коджаку: ..!
Кажется, я перестал дышать.
Коджаку: …
Коджаку: …Аоба.
Аоба лежал, съежившись, будто пытаясь от чего-то укрыться.
Вокруг него растекалась лужа крови.
А рядом с ним, лицом вниз в крови…
…Рюхо.
На секунду мои мысли остановились.
Точно.
Я преследовал Рюхо.
Собственными руками я… убил его.
Я пронзил своего давнего врага этим мечом. Я забрал его жизнь.
Но я не помнил, как это произошло.
Похоже на сон... просто сон о прошлом.
Не хочу помнить, что было тогда.
А потом я…
Встретил Аобу?
Да, и мы много общались, говорили, и…
Затем…
Коджаку: …
Мысли перепутались: я увидел, как палец на руке Аобы шевельнулся.
Коджаку: ..!
Аоба!..
Я только подумал о том, чтобы позвать его по имени…
Дверь зала открывалась, и я услышал эхо от шагов множества ног.
Этот звук приближался.
Коджаку: Кх!..
Когда я наконец решил встать, силы покинули мое тело.
Проклятье!..
Люди, которые вошли в зал, были облачены в белое с ног до головы, у них даже маски были белыми.
Они унесли членов моей команды и Рюхо; их движения казались привычными и даже равнодушными.
Белые руки подхватили Аобу, собираясь унести его, будто мебель.
Коджаку: …Ао-ба…
Я пытался позвать его, но голос был хриплым, он будто продирал горло.
Если я не остановлю их, то!..
Почему-то мне нужно было посмотреть в глаза Аобы, прежде чем они унесут его.
Куда?
Я не знал.
Люди в белом служили Платиновой тюрьме.
Значит, я не смогу спасти его.
Но я должен посмотреть Аобе в глаза!..
Пока я пытался подняться, люди в белом уносили его.
…А потом.
Аоба: …
Аоба приоткрыл глаза.
Его взгляд был расфокусирован.
Аоба!..
Коджаку: …
Я мог только выдыхать; голоса не было.
Поняв, что Аоба смотрит, я закрыл глаза.
Свет исчез.
Коджаку: У-у… Кх…
Я хотел встать, но мышцы сводила судорога. У меня не было сил; оставалось только сдаться.
Я даже не мог заговорить, позвать его по имени.
Я ничего не мог сделать.
Человек в белом перебросил Аобу через плечо, чтобы унести его.
…Хватит, отпустите.
Отпустите Аобу.
Человек в белом подошел ко мне, пока я барахтался на белом полу, как букашка, и поднял меня.
У меня не было сил сопротивляться. Я не мог контролировать собственное сознание.
Неважно, что случится со мной, но Аоба.
Аоба.
Не уносите Аобу.
Не трогайте Аобу.
Отпустите Аобу, отпустите прямо сейчас.
Освободите его. Ненавижу.
Аоба.
Аоба.
Аоба.
Аоба.
Аоба.
Аоба.
…Аоба!
Коджаку: У… гу-у-у…
Яркое чувство будто взорвалось у меня в голове, и все окрасилось в красный цвет; нарастающая тошнота многократно усилилась.
Повторяющиеся вспышки боли в голове заставляли думать, будто кто-то бьет по ней изнутри.
Кровеносные сосуды взбунтовались, будто решив покинуть мое тело.
Спине стало горячо, она пылала.
Как в огне.
И пульсировала... будто оттуда только что вырезали мое сердце.
Мои глаза были открыты, но видел я только беспорядочные воспоминания.
Мама.
Рюхо.
Отец.
Все в «Benishigure».
Бени.
Рен.
Таэ.
Аоба.
…Аоба.
«Не сдавайся».
Аоба.
«Ты тоже, Коджаку. Не сдавайся».
Аоба.
А потом…
Расцвели ядовито-красные цветы.
И все окрасилось в этот цвет.
Все окрасилось.
В красный.
В красный…
Коджаку: У-у-у…
Коджаку: У-у-у-у…
Коджаку: …Г-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а!!!
Коджаку: У… Кх…
Рюхо: Больно?
Коджаку: …
Рюхо: Ты просто ребенок, но можешь справиться с ней. С болью, такой сильной, что взрослый бы не выдержал.
Рюхо: И это при том, что я вонзаю в тебя иглу глубже, чем обычно... м-м.
Коджаку: Гх!..
Рюхо: Хе-хе…
Рюхо: Сначала я сказал твоему отцу, что это будет просто работа, но...
Рюхо: Теперь я думаю иначе. Возьму я деньги или нет... не имеет значения.
Рюхо: Знаешь, почему?
Коджаку: …
Рюхо: Все дело в твоих глазах, в том, как ты смотришь на своего отца. Я вижу в твоем взгляде ненависть.
Рюхо: Ненависть — глубокое чувство, даже более глубокое, чем любовь.
Рюхо: Ты, конечно, добрый, на тебя можно положиться; думаю, в тебя вложили немало любви. Я могу сказать это с первого же взгляда.
Рюхо: Но ты ненавидишь отца, разве нет? Не просто не любишь, ты его презираешь.
Рюхо: Дело в твоей матери?
Коджаку: …
Рюхо: Я слышал, что у жены твоего отца не может быть детей.
Рюхо: Поэтому твоя мать стала госпожой этого дома?
Рюхо: Жена твоего отца постоянно оскорбляла твою мать. Иногда она даже била ее и запугивала.
Рюхо: Но твой отец закрывал на это глаза, и, сколько бы раз ты ни приходил к нему, чтобы рассказать о происходящем, в итоге он наказывал тебя.
Рюхо: Он никогда не слушал тебя, а тебе становилось все сложнее. Быть наследником непросто, а?
Рюхо: Думаю, это означает интересную жизнь...
Коджаку: …Закрой рот…
Коджаку: ...Зат... кнись!
Рюхо: М?
Коджаку: Заткнись и делай свое дело вместо того, чтобы рассуждать!
Рюхо: …
Рюхо: А-ха-ха-ха! Хорошо!
Рюхо: Глаза меня не обманули. Ты в точности такой, как я думал.
Рюхо: Хе-хе…
Рюхо: Пусть твое тело запомнит каждое мое движение. Я сделаю эту татуировку своим шедевром.
Рюхо: Прими все это, почувствуй, запомни, осознай… Чтобы потом...
Рюхо: Найти меня... Смотри.
Коджаку: У! А-а! А-а-а!..
Рюхо: Запомни меня. Того, кто запечатлел твою душу и подарил тебе истинную боль.
Коджаку: У…
Сознание, до времени погребенное, вернулось ко мне.
Веки были такими тяжелыми, что я уже не был уверен, мне ли они принадлежат.
Тупая боль затуманивала зрение, но я мог различить стену из чего-то, похожего на металлические трубы.
Что это?
Коджаку: …
Я попытался двинуться, но что-то удерживало меня.
В ушах прозвучало эхо от звона цепей.
Тогда я понял, во что влип.
Металлические трубы — это решетка, а мои руки связаны за спиной.
Значит…
Я заперт?
Я до сих пор в Овальной башне?
Пусть я и понимал, что происходит сейчас, разобраться в путанице воспоминаний не мог.
Кроме того, я препаршиво себя чувствовал.
Голова и тело были тяжелыми, спина как в огне горела.
Сердце тоже болело, будто что-то его сжимало.
Коджаку: …Ха…
Дышать было тяжело; я попытался подумать о том, что случилось.
…Овальная башня.
Рюхо.
Ребята из «Benishigure» и…
Люди в белом…
А еще…
Коджаку: …Аоба.
Точно, Аоба.
Аоба?!..
Люди в белом унесли его, что было потом?
Коджаку: …
Я оглянулся, выискивая взглядом Аобу.
За решеткой не было ничего, кроме темноты.
Ни следа присутствия человека.
Где… Аоба?
Где…
Все из «Benishigure»!
Коджаку: Проклятье!..
Я боролся, пытаясь сбросить оковы, но они только звенели.
Когда я двигался, мир вокруг начинал вертеться, будто карусель.
Тело покрывал пот, капли его срывались и падали на холодный пол.
Кровь в спине пульсировала так, что, казалось, вот-вот взорвется.
Это… было как если бы огненные змеи вгрызались в мое сердце.
Коджаку: Кх…
Слишком тяжело дышать.
Так больно, будто легкие вынули и переместили мне на плечи, и…
Я услышал слабый звук.
Коджаку: …!
Я опустил голову, услышал шорох собственных растрепанных волос, слипшихся от грязи, и повернулся в направлении звука.
Сюда кто-то шел.
Звук шагов приближался, и за решеткой из темноты появилась белая фигура.
Кто это?
Те люди в белом…
Коджаку: …
…Мысли замерли.
Из-за решетки на меня смотрели знакомые глаза.
…Аоба?
Сначала я решил, что ошибся.
Ведь…
Одежда, волосы, кожа Аобы, — все было полностью белым.
Еще один человек с таким же лицом?
Так я и подумал.
То же лицо, но…
Это и правда Аоба?
Аоба: …Коджаку.
Аоба едва уловимо улыбнулся, тихо позвав меня по имени, потом открыл клетку и вошел внутрь.
Его движения были очень плавными, как у хищника, и двигался он совершенно беззвучно.
Слишком длинная одежда волочилась за ним по полу, и я слышал только этот звук.
Аоба, который сейчас стоял передо мной…
Он не был похож на Аобу, которого я знал.
Аоба: Коджаку.
Аоба снова позвал меня.
Но что-то было не так.
То же лицо, что и у Аобы, но…
Когда я всматривался в темноту, чтобы лучше разглядеть его, мое сердце билось чаще: я не мог видеть ясно, взгляд затуманивался.
Коджаку: …Ты Аоба?
Аоба: Хи-хи.
Аоба: Да, я Аоба.
Коджаку: …
Аоба охотно ответил на вопрос.
Но… Странно.
Что-то…
Аоба: …Что не так?
Я недоверчиво смотрел на него, ничего не говоря, и он склонил голову ко мне.
Аоба: Со мной что-то не в порядке?
Аоба медленно опустился передо мной на колени и вытянул руку, чтобы коснуться моего лица.
Пальцы, дотронувшиеся до меня, были гладкими и холодными, будто белый фарфор.
Аоба: Я — Аоба, который любит Коджаку.
Аоба: Коджаку, ты ведь меня тоже любишь?
Коджаку: …!
Коджаку: …Что?..
…Нет.
Коджаку: Что… ты говоришь…
…Я ошибся.
Аоба: В чем дело?
Аоба склонил голову, улыбаясь.
…Нет, он не Аоба.
Коджаку: …
…Аоба, которого я знал, никогда бы такого не сказал.
Тогда этот парень…
Кто он?
Коджаку: Кто… ты?
Аоба: О чем ты? Я — Аоба.
Аоба: Я рад, что мы снова встретились.
Аоба: Ведь я люблю Коджаку.
…Нет.
Аоба: Коджаку много говорил о прошлом… о своем доме. То, что я услышал, меня удивило, но…
Аоба: Но мои чувства не изменились. Неважно, что случилось с Коджаку, я не возражаю.
Аоба: Я приму все, потому что я люблю Коджаку.
…Нет.
Аоба: Я приму тебя всего.
Меня всего?
…Да.
Я хотел, чтобы Аоба меня принял.
Аоба: Неважно, сколько грехов совершил Коджаку, я приму тебя.
Да.
Я хотел, чтобы Аоба принял меня и мое прошлое, которое даже я сам не мог принять.
…Нет.
Не так. Не то.
Я…
Я боялся, что Аоба отвернется, если узнает о моем прошлом.
Есть много людей, которыми я дорожу.
Но Аоба — особенный.
Даже если он не рядом со мной, он важен, и я всегда за ним приглядываю.
Это не то чувство, которое испытывают к друзьям или даже друзьям детства, те времена остались позади.
Мы оба парни.
Я знаю это, но не могу отрицать свои настоящие чувства.
Мы друзья, однако я испытываю к Аобе больше, чем дружбу. Я скрываю это одностороннее чувство.
Благодаря времени, проведенному с Аобой, я смог выжить.
Я думал, что нет смысла говорить Аобе, потому и не тревожил его такими мелочами.
Я действительно ценил его… Я боялся, что случится, если он узнает.
Отвернется ли Аоба, узнай он о моем прошлом?
Нахмурится ли он, пускай слегка, так, будто отвергает меня?
Аоба не такой. Я хотел в это верить.
Но, в любом случае…
Меня преследовали несчастья, я не мог избавиться от страха.
Я слабый и нерешительный. Думаю, я трус.
Что бы ни случилось… Аоба — особенный.
Я был слишком слаб, чтобы что-то предпринять.
Я хотел, чтобы Аоба смеялся, ни о чем не зная, чтобы ему и в голову не пришло отвергать меня.
Я не хотел, чтобы он знал.
Просто смеялся…
Аоба: Я не отвергаю тебя. Потому что я люблю тебя.
Да… Я боялся, что Аоба меня отвергнет.
…но.
Коджаку: Нет… Ты не…
Аоба: Что?
Это не Аоба.
Коджаку: Ты… не Аоба.
Аоба никогда бы такого не сказал.
Он бы сказал другое.
Аоба бы…
Аоба: Не сдавайся!
Коджаку: …
Аоба: Коджаку?
Коджаку: …Кто ты?
Аоба: Я уже сказал, я…
Коджаку: Ты не Аоба, которого я знал!..
Аоба: …
Я выплюнул эти слова ему в лицо, и оно изменилось.
Стало невыразительным и равнодушным, как маска…
Аоба: А-ха-ха-ха…
Аоба: Ха-ха-ха-ха…
Он вдруг рассмеялся, будто не мог сдерживаться.
Аоба: А~а…
Аоба: Паршиво, а? Скучно.
Коджаку: …
Атмосфера в корне изменилась, когда Аоба засмеялся вот так самоуверенно.
Аоба: Я думал, что ты сдашься, когда услышишь то, чего больше всего хочешь, но...
Аоба: Как я и думал, ты не такой тупой.
Коджаку: Ты…
Аоба: Ты наполовину прав, но наполовину ошибаешься.
Аоба: Я и правда Аоба, однако...
Аоба: Я не тот Аоба, которого ты знал.
Коджаку: …?!
Аоба: Да… Как бы это сказать, я — другой Аоба.
Аоба: Я всегда был с Аобой, знаешь ли, всегда был в нем.
Что… он говорит?
Он не тот Аоба, которого я знаю?
Он всегда был с Аобой, был в его теле?..
Не могу понять, о чем Аоба… нет, о чем этот парень говорит.
Что это значит?..
Что внутри Аобы — две души?
Аоба: Не так давно Аоба, которого ты знал, исчез. Поэтому я и появился.
Коджаку: Исчез?..
Аоба: Именно. А ты как думал?
Его губы чуть приоткрылись; он, кажется, наслаждался ситуацией.
Аоба: Потому что его Scrap на тебе провалился.
Аоба: Scrap провалился, ты сломался, а Аоба винил и винил себя, винил и винил, пока не погрузился в бездну отчаянья.
Коджаку: Нет…
Аоба: Ты все реже приходишь в сознание.
Аоба: Разве ты не чувствуешь, как что-то тебя поглощает?
Аоба: Ты только иногда открываешь глаза и уже не помнишь, когда открывал их в последний раз, так?
Коджаку: …
Аоба: Уже слишком поздно.
Все было… так, как он говорил.
Я и вправду не помнил, когда приходил в себя до этого.
Когда я терял сознание, то забывал все, даже то, кто я, и вспоминал, только снова очнувшись.
Мои воспоминания смешались, тело жутко болело.
Особенно спина… кожа там была такой горячей и ноющей, что хотелось содрать ее, срезать.
Она пульсировала.
Аоба: Аоба исчез не полностью. Он все еще есть… где-то глубоко во мне.
Аоба: …А-а-а, когда он понял, что мы тут разговариваем, то отчаянно рванулся, будто захотел что-то сделать.
Аоба нацепил на лицо улыбку и приблизился ко мне.
Аоба: Я не позволю тебе больше появиться.
Аоба: Я разрушу тебя и уничтожу.
Коджаку: …!
Аоба: В награду за то, что ты приглядывал за мной все это время.
Аоба: Просто исчезни, рыдая, в муках и безнадежности.
Аоба: Это ведь ничего не значит, а? Я ведь тоже Аоба.
Аоба: А-ха-ха-ха-ха-ха!!!
Коджаку: Кх!..
…Аоба.
Он сказал, что ты до сих пор не полностью исчез…
Если я позову, ты услышишь?
Мой голос достигнет тебя?
Коджаку: Аоба!
Аоба: Ха-ха…
Коджаку: Аоба!..
Аоба: А-ха-ха-ха...
Коджаку: Аоба, ты меня слышишь?!.. Аоба!
Аоба: Бесполезно.
Аоба приподнял мой подбородок одной рукой и опустил его с усмешкой.
С такого расстояния я мог видеть…
Что его глаза холодны, как лед; этот взгляд вызывал дрожь.
Аоба: Этот мир, Коджаку, он, знаешь ли… Такой скучный.
Аоба: Все делают так, как говорит Тоэ. Нет пути вперед и назад, вверх или вниз. Плоский мир.
Аоба: Поэтому наибольшее для меня веселье — играть с тобой.
Аоба: Я наслаждаюсь, глядя, как ты разрушаешься.
Аоба: Осталось совсем немного, и ты сломаешься окончательно. А до тех пор я буду приходить каждый день… чтобы поиграть.
Аоба: Может быть, тогда Аоба быстрее успокоится.
Аоба: А-ха-ха-ха!
Аоба медленно поднялся, продолжая смеяться.
Один шаг, два. Он постепенно отдалялся от меня.
Коджаку: Аоба!
Я бросил все силы на этот крик, и перед глазами все окрасилось в красный.
Я схожу с ума… От ярости, сожаления и отчаянья.
Крупные капли пота падали с моего тела, а спина ныла от жара и боли.
Безнадежная борьба, я знал.
Я хотел разорвать эти цепи и подойти к Аобе.
Я бы подошел к нему, и тогда…
…Тогда.
…Что бы я сделал с Аобой?
Я…
Аоба: …
Аоба оглянулся, уже стоя у решетки.
Холод исчез из его взгляда, брови чуть сдвинулись.
Аоба: …Коджаку.
Аоба: …Извини.
Коджаку: ..!
Только что это был…
…Аоба?
Коджаку: Аоба!!!
Аоба повернулся ко мне спиной и поднялся по лестнице за решеткой.
Послышался звук закрываемой двери.
Тот, белый, не обернулся бы.
Это точно…
Коджаку: Аоба… Аоба!
Коджаку: Аоба!..
Коджаку: У-у…
Коджаку: У-у-у…
Коджаку: А-а-а-у-у…
Коджаку: У-га-а-а-а!..
Потом Коджаку полностью утратил разум.
Похоже, он до самого конца хотел достучаться до «Аобы», которого знал, но его желание не осуществилось.
Ну, естественно.
Я бы никогда не позволил «Аобе» показаться снова.
Но странное дело...
Я думал, будто сказал Коджаку именно то, что он хотел услышать.
Да, он точно этого хотел.
Чтобы Аоба принял его полностью.
Чтобы в любом случае Аоба не стал ненавидеть Коджаку.
Я сказал ему об этом, но Коджаку не принял меня как «Аобу».
Я думал, что именно такого Аобу хочет Коджаку… я ошибался?
Слова, которые я сказал ему, не были ложью.
Теперешний я действительно любил Коджаку.
Коджаку, который освободился от всего, что его тяготило, и стал инстинктами во плоти.
…Не так-то важно, чего он там хотел.
Не так-то важно.
Сегодня я снова спускаюсь к своему возлюбленному Коджаку, чтобы поиграть.
Чтобы насладиться его видом и немного его испортить.
Аоба: …Коджаку.
Коджаку: Гу-у-у…
Коджаку: Больно… Коджаку.
Когда он укусил меня, я погладил его по щеке одной рукой, а потом обнял.
Аоба: Смотри…
Коджаку: У…
Коджаку слизывал кровь, стекающую из раны на моей руке.
Аоба: …Ха-а.
Это чувство было приятным, и с моих губ сорвался сладкий вздох.
Обеими руками я отодвинул одежду Коджаку — она мешала — и накрыл ладонью его твердый член.
Я медленно его погладил.
Аоба: …Коджаку. Как ты и хотел, я — твой.
Коджаку: У-у-у…
Аоба: Потому что мы всегда вместе.
Я шептал это снова и снова.
Слова, которые Коджаку хотел услышать.
Хотя я не мог уже сказать, понимает он меня или нет.
Аоба: Эй… Иди сюда.
Я ослабил собственную одежду и приспустил ее, обнажив свою грудь, а потом с силой притянул голову Коджаку к себе.
Коджаку: У, гу... А-а-а!
Коджаку возбужденно зарычал и немедленно вонзил зубы в мою грудь.
Острые клыки пронзили кожу; потекла кровь.
Коджаку слизывал ее длинным языком, как что-то невероятно вкусное, смешивая кровь и слюну.
Аоба: Ха…
Жар и дрожь пробежали по моему телу; я поцеловал Коджаку в лоб, а потом, будто подражая ему, прижался к его коже зубами.
Коджаку: Г-р-р…
Коджаку открыл рот шире и глубже вгрызся в мои мышцы, зажевывая теперь и затвердевший сосок.
Аоба: А-а!..
Это было куда как больнее, чем когда он просто кусал меня; кровь потекла по моей груди.
Это влажное чувство причиняло боль, казалось щекотным и приносило удовольствие, все одновременно; мое дыхание участилось, и я снова сжал в руке твердый член Коджаку.
Чувствуя нарастающее удовольствие, я принялся двигать рукой.
Коджаку: У-у…
Аоба: Ха-а… Коджаку… Еще…
Коджаку укусил меня за второй сосок и провел языком к низу моего живота.
Следы из слюны, смешанной с кровью; Коджаку укусил меня за пупок.
Аоба: М-м-м! А… ха…
Острая боль, от которой другой мог бы потерять сознание, пробежала по телу; но для меня боль означала лишь такое же острое удовольствие.
Он кусал меня, спускаясь от груди к животу, и мое тело было покрыто кровью.
Прошлые укусы тоже еще не зажили, поэтому все мое тело разукрашивали рубцы и синяки.
Он кусал поверх старых отметин, раскрывая мое тело вновь и вновь, увеличивая боль.
Все верно… Сильнее, раскрой меня сильнее.
Чтобы я стал как цветущая на твоей спине татуировка.
Глубже, сильнее.
Аоба: Ха… Ха-а…
Я хотел получить Коджаку быстрее. Я хотел его так сильно, что больше не мог терпеть.
Коджаку продвинулся вперед.
Его длинный, влажный язык скользнул по моему животу и обвился вокруг твердого горячего члена.
Коджаку походил на монстра, которого соблазнила беспомощность жертвы.
Аоба: А-а!..
Когда боль, слаще, чем сахар, расцвела во мне, я обнял Коджаку за плечи.
Это было очень приятно.
Но…
Как я и думал, этого было недостаточно.
Аоба: A… Коджаку…
Будто дразня, я прижался губами к его рту.
Я хотел больше.
Больше…
Не знаю, что у него было на уме, но Коджаку низко зарычал, открыл рот шире и, не сдерживаясь, вгрызся в мой член.
Аоба: У-а-а! А!..
Тело содрогнулось, все перед глазами стало белым.
Я застыл, содрогаясь в конвульсиях.
…Больно.
Но.
Аоба: А-а-ха-ха… Ах-х, ф-ха…
Хорошо.
Клыки Коджаку вонзились в мой член так, будто он собирался его съесть; Коджаку мотал головой.
Его зубы погружались все глубже в твердую растянутую плоть.
Я выдохнул; малейшее движение причиняло удовольствие и боль.
Жуткую боль.
Можно потерять сознание.
Но это и к лучшему.
Я сломал душу Коджаку, будет правильно, если он сломает мое тело.
Разрушение хорошо подходит к разрушению.
Потеха.
Сломай меня еще.
Еще!..
Аоба: Ха-а, а-ха-ха, ах, а…
Прозрачная жидкость и кровь стекали с места, куда вонзились его зубы, и Коджаку слизывал их.
Будет плохо, если он откусит.
Не будет весело.
Я сгреб Коджаку за волосы обеими руками и потянул назад так сильно, как мог.
Коджаку: Гу-у…
Аоба: А!..
Я вскрикнул, когда его клыки покинули мою плоть, и прижался лбом к его лбу.
Коджаку попытался отстраниться; он тяжело дышал и смотрел на меня бессмысленными глазами.
Настоящее чудовище.
Я так сильно хочу его… таким.
Аоба: Ха-ха…
Я провел пальцами по клыкам Коджаку и прижал подушечку одного из них к навершию невероятно острого зуба.
Я почувствовал, как разорвалась кожа; по руке потекла кровь.
Коджаку слизнул эту кровь длинным языком, а потом, одурманенный запахом, впился зубами в мой палец.
Я оттолкнул голову Коджаку и прижался к его губам своими.
Аоба: М-м…
Тело Коджаку изменилось, мышцы стали толще, язык — длиннее. Его пять чувств тоже обострились.
Аоба: Фуа… Боль...
Он обвил свой длинный язык вокруг моего, а потом укусил.
Когда он вонзил зубы в мой член, я чувствовал себя иначе; парализующая боль прошила тело.
Коджаку снова переплел свой язык с моим, пытаясь выпить кровь.
Аоба: Ха, ф-ф… м-м…
Когда я укусил его за язык в отместку, Коджаку зарычал и впился зубами в мои губы.
Аоба: Хе-хе… а… х-ха…
Я играл с клыками Коджаку и поил его своей кровью.
Аоба: …пха…
Пососав его губы, я отстранился.
Мы оба тяжело дышали, наше дыхание пропахло кровью, и это сводило с ума.
Аоба: Коджаку… Быстрее.
Все внутри меня содрогалось в предвкушении.
Я хотел его горячий член в себе, так сильно, что мог кончить от одной мысли об этом.
Я сел на Коджаку, обездвиживая его, и впился в его плечи пальцами.
Сжав член Коджаку, я приблизил его к своей заднице.
И опустился на него.
Аоба: А-а-а… Х-ха…
Коджаку: У-у…
Коджаку зарычал, наполнив меня.
Никакой подготовки не было, но мы делали это каждый день, и я легко смог принять Коджаку.
Более того… Так даже лучше, когда боль почти разрывает меня изнутри.
Когда он толкнулся в мое тело, я подумал: нехорошо, кровь стала смазкой.
Аоба: А-а-а… А-а…
Член Коджаку раздвинул узкий проход и глубоко погрузился в меня.
Наслаждаясь тем, как напряглось все у меня внутри, я вцепился в плечи Коджаку и насадился еще глубже.
Аоба: Двигаюсь…
Я прошептал это ему на ухо и начал двигаться вверх-вниз.
Аоба: А-а, у… у-у, а…
Коджаку: …
Я двигался сам; было не о чем беспокоиться.
Так я мог полностью чувствовать Коджаку.
Аоба: Кх… Ах… М…
Аоба: Ах… Да… сломай... меня… изнутри… хи…
Если он сломает меня, больше мы не поиграем.
Аоба: Ха-ха…
Коджаку: Гу-у!..
Аоба: …A!
Пока я двигался, Коджаку вгрызся в мое плечо.
Боль, похожая на удар тока, прострелила мое тело; чувствуя, как она наполняет меня и туманит сознание, склонив голову Коджаку на плечо, я двигался вверх и вниз.
Запах крови сводил с ума.
Аоба: Давай, кусай еще… А-ха-ха!..
Я чувствовал, какой он твердый; боль от его клыков пронзала меня.
И то, и другое дарило невероятное удовольствие.
Казалось, я сейчас растаю…
Цепляясь за Коджаку, я отчаянно двигал бедрами.
Коджаку: …
И мои действия не остались без ответа.
Шея Коджаку напряглась; он застонал.
Я не знал, хорошо ему или плохо.
Аоба: М, а-а-а, а-а, ах!
Коджаку провел языком по ранам, которые только что оставил на моем плече.
Я услышал влажный звук, а вслед за ним пришла пронзительная боль, и я уже не мог ни о чем думать.
Впиваясь зубами в ухо Коджаку и гладя его по волосам, я напряг бедра и мышцы живота, сжимаясь вокруг него так сильно, как мог.
Казалось, его член вот-вот разорвет меня.
Аоба: А-а, Коджаку… Ха-ха… Как же хорошо…
Прошептав это, я лизнул его ухо.
Коджаку, все еще вгрызаясь в мое плечо, слизывал кровь.
Когда он так делал, мне казалось, будто я впитываю его чувства.
Эта ярость… Думаю, это и был настоящий Коджаку.
Но почему он не хотел поглотить меня, разорвать здесь и сейчас?
В нем все еще это осталось?
Что-то от него прежнего.
…Попытайся Коджаку сожрать меня, я бы убил его.
Хотя нет, если это Коджаку… Я бы не возражал умереть и стать для него пищей.
Пожалуй...
…Оба варианта хороши.
Оба способны порадовать.
Пока я получаю удовольствие, что угодно подойдет.
Аоба: А-а-а… Кх, а-а…
Я двигался на Коджаку снова и снова.
Боль от его зубов начинала доставлять удовольствие, когда я это делал.
Коджаку: У-у, гу-у!..
Коджаку застонал, набухая внутри меня; он стал больше и доставлял мне такое удовольствие, что я едва мог терпеть.
Аоба: А, ха-ха… Коджаку, Ко-джаку!..
Я и Коджаку. Я двигался все быстрее, чтобы мы оба достигли предела.
Член Коджаку погружался в меня, пока он продолжал пожирать мою плоть.
Боль и стекающая кровь лишали рассудка, а потом меня заинтересовал подбородок Коджаку.
Аоба: Фу-а… Кх…
Я погрузил зубы в этот подбородок.
Хорошо бы Коджаку чувствовал ту же боль, что и я…
Коджаку: Гу-у!..
Глубокий звук исторгся из его горла; он выпустил мое плечо и укусил меня за шею.
Аоба: A!..
Аоба: Ах, Коджаку!..
Тело онемело от удовольствия, и все стало белым.
Голову наполнил белый цвет…
Аоба: …У, кх… А-а!..
Мое тело сотрясалось в экстазе; я впился зубами в плечо Коджаку так сильно, как мог, и кончил.
Аоба: Ха, ах…
Я тяжело дышал от удовольствия, почти бессознательно кусая шею Коджаку.
Коджаку: Гу-у…
Коджаку застонал и задрожал, будто испугался чего-то.
Тоже кончил? Я почувствовал, как внутри будто огонь вспыхнул, и обнял Коджаку, лизнув его в шею.
Аоба: А-ха-ха.
Я медленно двигался на нем вверх и вниз, удерживая его за плечи, вглядываясь в его лицо.
Взгляд глаз, наполненных темным желанием, медленно переместился и остановился на мне.
Но я не мог сказать, узнает ли он меня.
Аоба: Коджаку…
Наши рты, лица, тела покрывала кровь, и я коснулся его окровавленного клыка губами.
----Это не то, чего хотел Коджаку----
Коджаку: …
…Только что.
Я слышал голос в голове.
Я слышал свой голос.
…его.
У него до сих пор есть силы?
В любом случае, скоро он исчезнет.
Но было то, что меня встревожило.
Показалось, будто Коджаку отозвался на этот голос.
Игра воображения?
Или совпадение, возможно.
----Это не то, чего хотел Коджаку----
Коджаку: …А… Гу-у…
Коджаку: …А…
Коджаку: …А…о… ба…
Аоба: ..!
Аоба: …Хе-е…
----Это не то, чего хотел Коджаку----
Замолчи.
Заткнись, Аоба.
Я улыбнулся и обвил голову Коджаку, прижав к своей груди, закрывая ему уши.
Так, чтобы он не слышал этот голос.
Потому что…
Все это — только потому, что таково было желание Коджаку.