Название: Закономерности Автор:Laora Бета:Red Fir Размер: драббл, 206 слов Канон: Lamento
Пейринг/персонажи:
Ликс/
Шуи
Категория: слэш Жанр: повседневность Рейтинг: PG Краткое содержание: почему Ликс не верит книгам
читать дальшеЛикс не привык слепо доверять тому, что пишут в книгах.
В книгах можно было прочесть немало о мире, который его окружал, и о том, как управлять магией, но любые сведения, полученные из текстов, следовало незамедлительно проверять на практике или строжайшим образом анализировать, сверяясь с различными источниками. Нередко бывало так, что информация, написанная в двух разных книгах, оказывалась прямо противоположной.
До определенного времени Ликсу не представлялось возможности проверить сведения об отношениях между рибика, почерпнутые из книг. Ликс не особенно стремился общаться с сородичами, полагая это излишним. Да и его обычно все сторонились.
Появление Шуи в жизни Ликса все изменило.
Ликс не только в который раз убедился, что книгам нельзя доверять, но и вынужден был признать: закономерности окружающего мира в этот раз ему не помощники. Он мог многое узнать, наблюдая за животными и растениями, за сменами природных явлений, но отношения между животными отличались от отношений между рибика в корне.
У животных дружба нередко равнялась совокуплению, а совокупление подчас означало ненависть: Ликс был уверен, что, стоит им с Шуи сойтись ближе, и дружба перестанет быть дружбой. Они не смогут общаться легко, как раньше, им будет неловко, и Шуи больше не захочет приходить.
Впрочем, вскоре Шуи переубедил Ликса, показав ему: в отличие от животных, рибика могут испытывать еще одно чувство.
читать дальшеНи у кого нет такого взгляда, как у господина Сэя. Роботы Альфа подчиняются не Сэю, а Тоэ; Альфа провожают Тоэ в комнату Сэя, наполненную игрушками, напоминающую детскую, хотя Сэй и вырос уже безнадежно. Альфа не знают, что Тоэ делает в комнате Сэя. Им это неинтересно. Иногда Альфа слышат, как Сэй произносит чье-то имя: «Аоба». У Сэя слабый голос, едва слышный, в нем и в помине нет силы, которая звучит в голосе Тоэ. Которая заставляет Альфа ему подчиняться. Альфа не подчиняются Сэю, но им нравится его взгляд, спокойный, почти равнодушный, не такой, как у других людей. У людей по имени Вирус и Трип, которые ухаживают за Сэем, моют его и кормят, тоже странные глаза. Поэтому взгляд Сэя на них не действует. Но их глаза — искусственные. Альфа сами искусственные, поэтому безошибочно чувствуют подделку. А взгляд Сэя — настоящий. Если когда-нибудь Сэй попросит Альфа не подчиниться Тоэ, они послушаются. Всего один раз.
Название: Ночные испытания и несчастья Переводчик:Red Fir Бета:Laora Оригинал: MichyStar, «Nighttime Trials and Tribulations» (запрос отправлен) Ссылка на оригинал:archiveofourown.org/works/524783 Размер: мини, 1780 слов Канон: Togainu no Chi
Пейринги/персонажи:
Кейске/
Акира
Категория: слэш Жанр: повседневность Рейтинг: PG-13 Краткое содержание: после бегства из Тошимы Кейске преследуют кошмары
читать дальшеНеважно, куда он смотрел — он видел вокруг только мертвые тела. Некоторые лежали лицами в лужах крови, с раздавленными головами и кривыми ранами на шеях, другие стояли, уставившись на него мертвыми глазами. Пол едва просматривался под всей покрывающей его кровью, а стен, похоже, не было вовсе. Даже при том, что комната — комната? — не была заперта, он не чувствовал, что для него есть выход. Даже не двигаясь, он ощущал спиной сильное давление. Постепенно оно отталкивало его все дальше, дальше и дальше, пока…
Кейске сам не заметил, как его дыхание стало рваным, а затем он услышал собственное сердце, бешено колотящееся в ушах.
Один шаг назад.
Слабое движение от трупов справа.
Еще один.
Теперь движение слева.
Повернувшись на пятках, он попытался убежать с такой скоростью, на которую только был способен.
Он успел сделать всего пять шагов, прежде чем что-то (кто-то?..) протянул руку и дернул его за плечо, заставив удариться о землю головой. Кровь, плеснувшая в лицо, заливалась в нос и рот, жгла все, чего касалась. Он совершил ошибку, вскрикнув, когда рука на его плече грубо сжалась, — рот снова заполнился металлическим привкусом. Кейске так ненавидел его — он чувствовал, как на глаза наворачиваются слезы. Когда-то давно он пообещал себе, что станет сильнее, но всего несколько толчков довели его до слез, и это обессиливало.
«Эй». — Едва слышимый из-за кашля, голос прозвучал совсем рядом. Должно быть, он принадлежал человеку, который повалил его. Кейске попытался обернуться, но позади увидел только темноту.
«Эй. — На сей раз голос звучал куда ближе, и Кейске почувствовал, как кто-то сжал и вздернул его подбородок, вынуждая болезненно выгнуть шею. Теперь он мог разглядеть слабые очертания — куртку и рваный желтый шарф. — Нехорошо игнорировать тех, кто с тобой говорит. Я полагал, что, в отличие от всех остальных, у тебя будут хоть какие-то манеры, Кейске».
Тон сказанного заставил содрогнуться. Неужели действительно можно уместить столько ненависти и отвращения всего в одно слово? Стоило об этом задуматься, как что-то в этом голосе становилось знакомым. Как только Кейске удалось сплюнуть кровь, он поднял глаза.
Стоило почувствовать, что хуже быть уже не может, — и он получил доказательство обратного.
У говорившего не было лица. Или, возможно, было прежде, но теперь казалось едва распознаваемым. Его голова, как и у многих других в этой комнате, была раздавлена, и там, где должен был быть глаз, зияла чернота. Лицо покрывала кровь, местами засохшая и растрескавшаяся. Сложно было сказать больше, но Кейске готов был поклясться, что у человека были синие волосы.
Ему стало дурно. Прежде, чем он успел что-то понять, его голову задрали выше. Он застонал, шея готова была хрустнуть. Он видел, как чьи-то губы изогнулись в усмешке. Все казалось нечетким — может быть, его сердце слабело, или все это было реакцией на полный рот крови, которой он успел наглотаться. Вскоре он не мог даже услышать то, что ему говорили, но взгляд говорил лучше всяких слов.
Последней вещью, которую видел Кейске, был огромный нож, — широкий и длинный, — занесенный над его головой.
Он закрыл глаза, когда нож начал опускаться.
* * *
Акире не оставалось ничего, кроме как лежать рядом и слушать крики и всхлипы Кейске.
Они оба давно сошлись на том, что Акире не стоит успокаивать Кейске после его кошмаров. В конце концов, что его жалость могла изменить? Это были кошмары Кейске, порожденные его воображением, — разбираться с ними было его задачей.
Конечно, бывали ночи, когда все правила летели к черту, и Акира садился рядом с Кейске, молча обнимая его, пока не поднималось утреннее солнце. Но по большей части их ночи проходили так же, как и эта. Кейске страдал, заново переживая преступления, совершенные под воздействием лайна, а Акира лежал рядом, делая вид, что ничего не слышит.
Утром они встанут пораньше, чтобы поесть и подготовиться к работе. Кейске будет по обыкновению флиртовать и приставать к Акире, крадя у него поцелуи всякий раз, когда будет думать, что другие их не видят. После они вернутся в свою маленькую квартиру и проведут полночи за тем или иным занятием.
За эти годы Кейске изобрел немало хитростей, чтобы попытаться увеличить время, проводимое ими вместе, — прежде, чем свет погаснет и они окажутся в разных мирах. Он то уговаривал Акиру прогуляться с ним по городу только потому, что он «чувствовал, будто это необходимо», то убеждал его в очередной раз заняться сексом. В основном Кейске удавалось выигрывать.
«Не то чтобы я не хотел успокоить его… Но так действительно будет лучше», — зачастую думал Акира, оставаясь один. По правде сказать, какая-то часть его чувствовала себя просто ужасно, когда приходилось оставлять Кейске в подобном состоянии. Но все должно было быть именно так. Они поклялись в этом сразу же после бегства из Тошимы. Никакого другого способа искупить свои преступления для Кейске не существовало.
В конце концов, кошмары приходили не каждую ночь. Со временем они случались все реже и реже, хотя и Акира, и Кейске знали, что они никогда не исчезнут полностью.
Единственный раз на памяти Акиры, когда кошмары доставили им серьезные неприятности, случился сразу после окончания войны, когда они только устроились на фабрику.
В то время это случалось довольно часто, по крайней мере, три или четыре раза в неделю — и однажды вместо того, чтобы закричать или свернуться в клубок, Кейске всю ночь просидел, уставившись в стену. Та ночь также была одной из первых, когда Акира нарушил правило не утешать Кейске. Он помнил, как обернулся через плечо и увидел сгорбленного, слегка дрожавшего Кейске. Акира потратил почти пять минут, борясь с собой, прежде чем сесть, отодвинуть одеяло и устроиться рядом с ним.
Он не делал ничего больше — только обнимал одной рукой плечи Кейске, опершись на другую, и мягко целовал его в висок. Они провели так всю ночь, и ни один из них так и не сомкнул глаз. Конечно, когда на следующий день они пришли на работу, Акира был не от мира сего куда больше обычного, и даже Кейске, казалось, пребывал в выключенном состоянии. В тот же день их обоих с утра отправили домой; они молча шли по улице с опущенными от стыда головами.
* * *
Иногда Кейске забирался на футон Акиры. Иногда бормотал короткое «прости», быстро целовал, а затем обнимал его. Тот никогда не протестовал; он не мог найти в себе сил, чтобы оттолкнуть Кейске.
В глубине души он ненавидел, когда Кейске вел себя подобным образом.
Потому что каждый раз после этого Акира чувствовал себя отвратительно, просыпаясь и видя, как Кейске улыбается ему, склоняясь и целуя везде, куда только мог дотянуться… Он знал, что был единственной причиной, по которой Кейске мог спать этой ночью.
Это заставляло самому себе казаться ужасным. Глупым, и в какой-то степени бесполезным. После всего того, через что они оба прошли, всего, на что пошел Акира лишь бы только вернуть Кейске, он все еще не мог защитить его.
Почему Кейске должен страдать и дальше, если Акира может с легкостью ему помочь? В конце концов, это также заставляло страдать и Акиру.
Однажды он поднял эту тему.
Это был один из их редких выходных дней, и большую его часть они потратили, провалявшись на диване. Акира не помнил, что именно заставило его задать столь абсурдный вопрос, но он помнил, что при этих словах отразилось на лице Кейске.
Во-первых, шок.
Во-вторых, колебание.
И, наконец, выражение, слишком сложное, чтобы описать его словами.
— А-ах… ну, Акира действительно сказал, это будет лучшим способом заплатить за все, что я натворил…
…Но разве это означало, что он должен был через это пройти? Было ли слишком поздно забрать свои слова и сказать, что это было всего лишь предложением?
Когда Акира не ответил, Кейске начал переводить взгляд с лица Акиры на стену перед ними — еще одну вещь, которая, похоже, никогда не изменится. Вздохнув, Акира сел.
— Это так. И это лучше, чем то, что ты изначально планировал. — Ему не нужно было смотреть на Кейске, чтобы знать, что он, скорее всего, уставился на свои колени. — Но все-таки я не думаю, что это — единственный правильный выход. Прошли годы, Кейске, а ты по-прежнему ведешь себя так, словно это произошло только вчера.
— Но мне кажется, так оно и есть!
— Ты никогда не думал, что сам удерживаешь себя от того, чтобы идти вперед? Даже теперь, после всего, остаются вещи, которые ты не можешь обдумать в одиночку, как бы тебе этого ни хотелось.
— Потому что я знаю, как это тебя раздражает. — Теперь голос Кейске был куда более тихим; он понял его по-своему, и Акира мысленно хлопнул себя по лбу. — Если я буду беспокоить тебя каждую ночь, ты вскоре рассердишься. А я не хочу сердить тебя лишний раз.
— А может, ты не делаешь ничего, чтобы меня не беспокоить?
После этого наступило долгое молчание. Такого рода споры между ними не были редкостью. В конце концов, Кейске пошевелился бы через пять… четыре… три… две…
Акира почувствовал, как вокруг его талии обернулись руки, а в изгиб шеи спряталось лицо Кейске. Теплое дыхание щекотало, и он попытался вывернуться.
— Прости.
Он едва ли мог это расслышать, но это не имело значения. Даже не слыша слов, он знал, что сказал Кейске. Акира в очередной раз вздохнул и потянулся, отвешивая Кейске легкий подзатыльник.
— Эй! — Кейске быстро выпрямился, потирая место удара и глядя на Акиру своим знаменитым щенячьим взглядом.
Акира все еще не был удовлетворен ответом, но у него не было настроения спорить — особенно в выходной. Он по-прежнему молчал, но затем зашевелился, чтобы улечься на колени Кейске.
Той ночью они вновь разделили футон, и на этот раз, когда проснувшийся Акира увидел улыбку Кейске, он уже не чувствовал себя бесполезным.
Название: Чудовище Автор:Laora Бета:Red Fir Канон: Sweet Pool
Пейринг/персонажи:
Китани Кохей/
Окинага Зенья
Категория: слэш Жанр: романс Размер: драббл, 242 слова Рейтинг: R Краткое содержание: Зенья хочет, чтобы его любили.
читать дальшеОднажды вместо того, чтобы провести языком по пульсирующей плоти на месте одного из глаз Зеньи, Китани проводит по его щеке. Зенья вздрагивает, но ничего не говорит, и Китани понимает вдруг: именно этого Зенья ждал все это время.
Не было никакого «очищения», просто ребенок, жаждущий внимания. Выросший ребенок восемнадцати с лишним лет отроду, который хочет, чтобы его любили.
Не так, как любят слуги или домашние животные, холодные, будто Кристи, равнодушные. Зенья хочет, чтобы его любили по-другому. Чтобы целовали, как женщины целуют своих детей — в щеки и, иногда, в губы. Чтобы обнимали, как отцы обнимают своих сыновей, когда гордятся ими. Чтобы стремились доставить ему удовольствие, чтобы получали удовольствие сами, как влюбленные девушки, лишенные каких-либо комплексов.
Китани никогда не осмелится поцеловать Зенью по-взрослому, так, как эти влюбленные девушки; не решится коснуться его члена сквозь ткань брюк и поглаживать, чувствуя, как набухает возбужденная плоть, пока Зенья не скажет с приглушенным всхлипом: «Давай. Сделай это, Китани… со мной». Зенья может сказать так, Китани знает.
И тогда он, скорее всего, не сумеет удержаться. Так не должно быть; он, Китани, не должен выходить из роли слуги, делать больше, чем ему положено, замахиваться на слишком многое…
Зенья хочет, чтобы его любили. Если не показать ему, что его любят, неизвестно, как далеко он может зайти. Глубоко вздохнув, Китани целует Зенью — не особенно уверенно, неумело, как зажатый девственник; он бросается в этот поцелуй, как в омут — с головой.
Зенья отвечает ему со страстью Лох-Несского чудовища, ждавшего на дне омута все это время.
Название: Чернила на холсте Переводчик:Red Fir Бета:Laora Оригинал: yhibiki, «Ink on Canvas» (запрос отправлен) Ссылка на оригинал:archiveofourown.org/works/480924 Размер: мини, 2939 слов Канон: DRAMAtical Murder
Пейринг/персонажи:
teen!Коджаку,
Рюхо,
мать и отец Коджаку
Категория: джен Жанр: ангст Рейтинг: PG-13 Краткое содержание: Как Коджаку получил свои татуировки.
Коджаку смотрел на изображение, — схематические линии дизайна на белом листе бумаги, — и не знал, что с ним делать. Его отец, тем не менее, казался вполне довольным.
— Изумительно. Вы так внимательны к деталям, — сказал он, похлопав Коджаку по плечу. Прикосновение было теплым, знакомым, и заставило Коджаку ощетиниться.
Художник, казалось, заметил эту реакцию — было бы странно, не заметь он, если учесть, как пристально он смотрел на Коджаку. Даже благодаря его отца за комплимент, он не отводил от Коджаку взгляда.
— Я полагаю, это лучший дизайн для вашего сына.
Рука отца скользнула вниз по спине и погладила ткань на лопатке.
— Я вижу его вот здесь.
— Да, и он пройдет по лицу, — сказал художник — его улыбка ни разу не дрогнула.
Коджаку хотел бы очутиться как можно дальше от них обоих, но он помнил о словах матери: не серди отца. Вместо этого он сглотнул и спросил:
— Кто это?
Этой ночью впервые все внимание отца сосредоточилось именно на нем.
— Сын, это Рюхо. Он сделает тебе татуировку, которая окончательно отметит тебя как одного из нашей семьи.
Коджаку распахнул глаза, чувствуя, как сжимается грудь.
— Но я не…
Его отец прищурился.
— Все будет именно так, Коджаку. — Его тон говорил о том, что вопрос решен. У Коджаку не было выбора.
Рюхо улыбался.
* * *
Эскиз стал трафаретом. Он был большим, из нескольких частей, и Коджаку уже представлял, как это будет выглядеть на теле. Он вынужден был сидеть смирно, позволив Рюхо делать замеры и касаться руками всей спины.
— Завтра мы сделаем контур, — сказал Рюхо, и каким-то образом его ухмылка прокралась даже в голос. Его рука задержалась на шее Коджаку.
— Когда все будет кончено, — прорычал Коджаку, — я желаю больше никогда тебя не встречать.
Это заставило Рюхо рассмеяться, громко и насмешливо:
— Посмотрим. Посмотрим.
* * *
Коджаку снял рубашку — все это время его руки дрожали. Он попытался успокоиться, но как бы медленно ни заставлял себя дышать, все было напрасно.
Рюхо подошел к нему и вытер кожу влажной тканью, проводя чем-то по руке, спине, и… и по лицу. Коджаку вздрогнул, когда ткань коснулась щеки, и инстинктивно отшатнулся, но рука Рюхо на плече удержала его на месте.
— Только… Только не лицо, — умоляюще попросил он.
На какой-то момент рука Рюхо замерла, и Коджаку подумал, что, возможно, ему удалось его убедить, но затем Рюхо усмехнулся еще шире.
— Давай сначала займемся этим контуром. — Рюхо надавил на плечи Коджаку, вынуждая его лечь на спину на футон.
Коджаку было страшно.
Рюхо поднес к его щеке бритву и аккуратно счистил случайные волоски. Коджаку держал глаза открытыми, вынуждая себя наблюдать и запоминать.
— У тебя прекрасная кожа, — сказал Рюхо, вновь вытирая щеку Коджаку. Он добавил какую-то маслянистую жидкость и протер ею кожу, а затем прижал трафарет.
Бумага казалась липкой, и Коджаку не смог вспомнить, какой на ней был узор. Рюхо взял его за подбородок и вынудил повернуть лицо так, чтобы на нем поместилась вся схема.
— А теперь начнем.
Первый укол иглы заставил Коджаку вздрогнуть, и Рюхо на него цыкнул:
— Не шевелись, если хочешь, чтобы рисунок лег ровно.
Коджаку понял, что задыхается. Он сжал зубы, глубоко вздохнул и вынудил себя не шевелиться. Он мог сделать это. Он выдержит все это, ради безопасности своей матери.
Второй прокол не был менее болезненным, но Коджаку был готов. И третий, и четвертый, и пятый, пока все они не слились в сплошное болезненное пятно на лице. Он закрыл глаза и попытался не морщиться — хотя это, скорее всего, не имело значения: ладонь Рюхо на щеке не давала ему двигаться.
— Ах, он прекрасно на тебе смотрится, — пробормотал Рюхо куда ближе к уху Коджаку, чем тот ожидал. Он быстро открыл глаза, и первым, что увидел, была ухмылка Рюхо.
— Думаю, контур на лице готов.
Коджаку хотел посмотреть, на что стало похоже его лицо, но он не собирался просить у Рюхо зеркало и только нахмурился. — О, как я и думал! Тебе действительно к лицу.
Склонившись, Рюхо уткнулся носом в волосы Коджаку, и реакция не заставила себя ждать: Коджаку отшвырнул его руку, отталкивая Рюхо.
Он был бы куда больше доволен своим поступком, если бы Рюхо просто не поймал его запястье и не поцеловал ладонь.
— Да. Я хочу увидеть остальное.
— Какого черта ты делаешь, извращенец?!
Рана на лице словно раскалялась, глаза наполнялись слезами, и его план оставаться спокойным уже летел к черту.
Рюхо отвел руку Коджаку и прижал его запястье к футону.
— Я бы посоветовал тебе контролировать эмоции. Никогда не знаешь, что может случиться и кто может пострадать.
Это было первой явной угрозой, которую высказал Рюхо, но этого было достаточно, чтобы заставить Коджаку замереть. Он должен был думать о своей матери. Для нее это было всем.
Он распрямил руку и не произнес ни слова, пока Рюхо занимался вторым трафаретом, проходящим через грудь и правое плечо.
* * *
Все его плечо было скопищем черных линий, шевелившихся всякий раз, когда он двигал рукой. Они были слишком жирными, чтобы когда-либо выцвести, и проходили достаточно далеко, чтобы пытаться скрыть их рубашками с коротким рукавом.
Не то, чтобы это имело значение, — что бы он ни делал, его лицо всегда будет отвратительным.
Мать пыталась заверить его, что он выглядел так же, как и всегда, но он знал, что она лжет. Становилось все труднее и труднее сдержаться, чтобы не разбить зеркало в ванной, и он даже не знал, почему это так злило его. Это была всего лишь татуировка. Он уже решил принять это.
— Коджаку, милый, позволь мне заняться твоими волосами, — сказала мать, вероятно, желая отвлечь его от свежих чернил на коже. Он поднялся, чтобы присоединиться к ней на маленьком диванчике, и поморщился — правую сторону тела все еще закрывали бинты.
Мать улыбнулась ему и погладила по плечу. Она пыталась успокоить его, но это едва не довело его до слез — глупо, конечно, но в последнее время все выбивало его из колеи. Так или иначе, ради матери Коджаку заставил себя улыбнуться.
— Я просмотрела несколько сайтов и думаю, что нашла кое-что подходящее.
Она села напротив и показала ему какую-то высокую бутылку — гель для волос.
— Для чего это?
Его мать вылила немного геля на руки, сказала «Подожди немного» и потянулась, чтобы провести пальцами по его волосам. Несколько минут она что-то делала, приглаживая и перебирая пряди, и когда она отстранилась, пол-лица Коджаку было закрыто волосами.
— Теперь я ничего не вижу, — проворчал он.
Она приподняла зеркало, и даже теперь ему пришлось закусить губу, чтобы инстинктивно не выбить его из рук матери; он отвел глаза.
— Смотри, Коджаку.
По ее настоянию он послушался и удивленно распахнул глаза: волосы закрывали большую часть татуировки. Он снова почувствовал подступающие слезы.
— Вышло не идеально, я знаю, и ты не сможешь ходить так все время. Но еще мы можем воспользоваться тональным кремом, или…
Коджаку больше не мог сдерживался; он прижался к ее груди и заплакал.
— Спасибо. Спасибо. Спасибо…
Она гладила его по волосам и шептала что-то успокаивающее, и Коджаку был просто чертовски рад, что она осталась здесь ради него.
* * *
Еще только один раз. Всего один. Он слишком далеко зашел, — стоило просто лечь и позволить рукам Рюхо закончить эту проклятую схему на спине. Его отец ждал этого. Его мать будет в большей безопасности, если он подчинится.
Тем не менее, мысли о Рюхо, который будет касаться его, было достаточно, чтобы к горлу поднялась горечь.
— Нет, — сказал Коджаку.
Рюхо приподнял брови. Угол его рта пополз вниз.
— Нет?
— Нет! Мне не нужны эти татуировки, и я больше не позволю сделать на себе ни единой! — Коджаку принял стойку и сжал в кулаки руки, готовый бороться с Рюхо, если это потребуется.
Чернила под кожей зудели, — будто горели и вспыхивали, порождая в мозгу ужасные ощущения.
Рюхо равнодушно смотрел на него, а затем просто покинул комнату. Коджаку позволил себе вздох облегчения, даже понимая, что все это не могло закончиться так просто. Седзи все еще были открыты, и Коджаку наблюдал, как Рюхо идет по коридору...
Пока Рюхо не отодвинул дверь в комнату отца, — тут Коджаку понял, что дальше оставаться в доме небезопасно.
Он распахнул дверь на веранду, — с большей силой, чем требовалось, — и не оглядываясь бросился вон. После нескольких дней дождя земля была скользкой от грязи, но Коджаку это не волновало. Он продолжал бежать, пока не достиг ворот.
— Собрались куда-то, молодой господин? — спросил охранник.
Коджаку улыбнулся.
— Да, просто решил выйти за парой вещиц для матери.
— В домашней обуви?
У Коджаку перехватило дыхание, и он рискнул глянуть вниз, на ноги: штаны и обувь были заляпаны грязью, — бесспорное доказательство того, что он пришел не по главной дорожке. — Я только…
Охранник приблизился и крепко ухватил Коджаку за плечо.
— Хозяин не велел вас выпускать. Не знаю, что вы сделали, молодой господин, но я не ослушаюсь.
Коджаку зарычал и попытался вырваться, но охранник был почти вдвое тяжелее его и прекрасно обучен.
— Отпусти! Я не вернусь!
Он упирался пятками в землю, но все было напрасно.
Дорога назад была долгой, — появились другие люди отца, которые почти приволокли Коджаку в комнату Рюхо. Казалось, посмотреть на это зрелище собрались все; Коджаку чувствовал, что на него смотрят, слышал их шепоты. Один из мужчин, несших его, сказал, что было бы куда легче, если бы он не сопротивлялся, будто Коджаку не знал, будто не прошел бы всю процедуру, если бы думал, что сможет все это вынести.
Отец сидел у себя в комнате, с мертвенно-бледным от ярости лицом.
— Ты пытался сбежать?
Коджаку попытался выскочить за дверь в тот момент, когда его усадили перед отцом, но кто-то вновь схватил его и впихнул обратно.
— Я этого не хочу! Это больно! Не позволяй ему снова трогать меня!
Отец ударил его по той стороне лица, где была татуировка, заставив покачнуться.
— Я не позволю, чтобы мой сын вел себя как хнычущий трус. Ты ляжешь и дашь Рюхо закончить татуировку, или я сделаю так, что его игла станет меньшей из твоих забот.
На плечи легли чьи-то другие руки, и они были знакомы Коджаку слишком хорошо.
— Боюсь, теперь он слишком грязный. Мне нужен чистый холст.
Большой палец Рюхо круговыми движениями потирал его правое плечо, и даже через ткань кимоно кожа нагревалась всякий раз, когда Рюхо касался татуировки.
— Тогда возьми его в ванную и вымой. Его татуировка должна быть закончена сегодня вечером.
Когда его тащили в ванную, Коджаку лягался и кричал, и ему удалось нанести несколько ударов, пока его раздевали. Все успели промокнуть до нитки. Двоим мужчинам приходилось держать его, пока Рюхо мыл его спину, — вода жалила еще не тронутую кожу.
— Я бы на твоем месте успокоился, — сказал Рюхо. — Иначе результат тебе не понравится.
Коджаку не знал, что это должно было означать, было ли это угрозой против него или против его матери, но затем Рюхо проследил контур цветка на спине, и Коджаку пришлось закричать от боли. Рюхо закончил его мыть и приказал мужчинам отнести Коджаку обратно; пока его вытирали, к горлу подступала тошнота. Когда они вернулись, в комнате была его мать, — ее кимоно было почти развязанным, будто она бежала, чтобы скорее добраться сюда.
— Что это значит? — она кричала, действительно кричала — это было первым признаком гнева, что Коджаку видел с тех пор, как они приехали в это ужасное место.
Он заставил себя задавить собственное желание бороться и согнулся, насколько только мог, чтобы скрыть от нее обнаженное тело. Он не хотел плакать перед ней, но глаза сами наполнялись слезами.
Сначала Рюхо смотрел на отца Коджаку, затем перевел взгляд на мать и сказал:
— Он не слишком желал сотрудничать, но, думаю, сейчас его истерика поутихла.
Мать приблизилась, и двое мужчин, державших Коджаку, позволили ей оттолкнуть их. Коджаку немедленно бросился к ней, больше не заботясь о том, как это выглядело со стороны.
— Он всего лишь ребенок! Зачем заставлять его проходить через это?!
Это было вызовом его отцу, и Коджаку знал, что она переступила черту.
Отец схватил его мать за запястье и резко оторвал от Коджаку.
— То, что я делаю со своим сыном, не твое дело, женщина. Я был достаточно добр, чтобы привести тебя в свой дом, но не думай, что это дает тебе право распоряжаться здесь, шлюха.
Он отшвырнул ее, и Коджаку не смог сдержать рыданий, услышав, как ее спина ударилась о стену и как вскрикнула от боли мать.
— Если ты хоть сколько-нибудь ценишь свою мать, ты сделаешь так, как я говорю, и немедленно прекратишь это мерзкое хныканье.
Коджаку кивнул, хотя рыдания не прекращались, а дрожь в теле никак не унималась. Отец хлопнул дверью, закрывая ее, и он вновь оказался наедине с Рюхо, все еще слыша, как мать умоляла отца быть милосердным к Коджаку.
Руками в перчатках Рюхо провел вниз по всей длине тела Коджаку.
— Прекрасно растет, — это было еще одно из его странных заявлений, которые никогда не имели для Коджаку смысла.
Тот знал, что стало бы не так больно, если бы он расслабился, но это было невозможно. Это было мучительно, куда хуже, чем даже когда игла касалась лица. Вся его спина, казалось, была в огне, и кровь, должно быть, лилась из него, судя по количеству жидкости, которая стекала по бокам.
— Ты такой эмоциональный, Коджаку... Действительно, лучший тип холста, — сказал Рюхо. Резкие уколы вонзались в кожу все глубже. — Я хотел бы увидеть, как ты утонешь в этих эмоциях. Страх, похоть, ярость. О, это будет просто великолепно.
Коджаку даже не желал расшифровывать эту чушь. Вместо того он сосредоточился на звуке голоса матери, рыдавшей его имя, напоминая себе, насколько любил ее и как она за него боролась.
Он не знал, сколько времени прошло, но жжение на спине так и не исчезло. Раньше в какой-то момент он переставал чувствовать боль на месте укола, но на сей раз каждый новый укол ощущался как первый.
Рюхо взял только один перерыв, во время которого вынудил Коджаку поесть и попить, и все это время в его ушах эхом звучали рыдания матери. Они утихали и возобновлялись, напоминая, что она все еще была там.
Когда Рюхо вновь положил руки на спину Коджаку, он сказал:
— После того, как мы закончим, советую быть послушным.
Игла снова вонзилась в спину, и Коджаку услышал смешок Рюхо.
— Хотя будет куда интереснее, если ты меня не послушаешь.
Коджаку ненавидел его. Рюхо, его иглы, проклятые чернила, которые растекались под кожей, но больше всего он ненавидел своего отца. Если бы не он, они с матерью по-прежнему жили бы на Мидориджиме. Он бы веселился с Аобой, ел пончики Таэ, ему не пришлось бы мучиться, а его матери — плакать.
Следующий укол в поясницу вырвал из него еще один вскрик.
После того, как он пройдет через это, он заставит своего отца заплатить.
* * *
Все это закончилось стенами, забрызганными красным, слезами его матери, его собственной кровью, льющейся потоком и чернилами Рюхо, сочащимися по циновкам.
К животу было прижато лезвие, готовое сделать холстом остальную часть его тела, когда перед глазами возник всплеск ярко-синего цвета.
Название: Под сакурой Автор:Laora Бета:Red Fir Размер: драббл, 206 слов Канон: Togainu no Chi
Пейринг/персонажи:
Нано/
Акира
Категория: слэш Жанр: романс Рейтинг: R Краткое содержание: Нано все же увидел сакуру
читать дальшеЛепестки срывались с дерева при каждом дуновении ветра.
— Быстро, — заметил Нано, подняв голову.
Акира пожал плечами: — Что поделаешь. Век сакуры короток… зато она цветет каждый год. — Но красиво, — добавил Нано — Акира все еще называл его этим именем по старой привычке. — Да. — Ты часто смотрел на сакуру раньше? — Раньше, — Акира перевел взгляд на Нано, — я не замечал, что она красива. Я видел ее каждый день. Думал: ничего особенного. — Особенное есть. Во всем. — Да.
Говорить с Нано всегда было непросто, но Акира не чувствовал неловкости. Он был уверен: его понимают правильно. Он сам понимал — научился со временем. Нано легко пожал его руку своей; пальцами Акира нашел шрам на его руке. Отказ от использования силы Николя Премьера, силы суперсолдата; метка, чтобы помнить об этом отказе.
— Нам не опасно… здесь? — спросил Акира.
Нано покачал головой: — Здесь и нужно.
Они не раздевались полностью; преследователи могли отыскать их в любой момент. Но, чувствуя в себе твердость и жар Нано, двигаясь ему навстречу и прикрывая глаза, прогибаясь в спине, содрогаясь всем телом и избегая касаться собственного члена, Акира не думал о преследователях.
Каждое дуновение ветра осыпало их розовыми лепестками; может, и не самое подходящее место. Зато так Нано запомнит визит к сакуре надолго. В следующий раз они могут вернуться в Японию очень нескоро.
Название: Светлое будущее Переводчик:Red Fir Бета:Laora Оригинал: palantine (yoshitsune), «Bright Future» (запрос отправлен) Ссылка на оригинал:archiveofourown.org/works/287517 Размер: драббл, 813 слов Канон: Togainu no Chi
Пейринг/персонажи:
Гунджи/
Акира,
Киривар
Категория: слэш Жанр: повседневность Рейтинг: PG-13 Краткое содержание: Гунджи и Акира приспосабливаются к новой жизни
Для разнообразия Гунджи сидел тихо, надвинув капюшон так, что было различимо только мерцание его глаз; он затянулся сигаретой, и уголек немного осветил лицо. Акира растирал ноги. Все вокруг провоняло кровью, но было слишком темно, чтобы что-либо рассмотреть. Акире не хотелось представлять, что может скрываться в темноте. Воображение Гунджи было довольно незамысловатым. Он медленно поднял руку, словно проснувшись. Только после того, как он положил ее на плечо Акиры, тот смог сказать, что Гунджи дрожит. Он склонился, медленно выдохнув дым. Сухой мягкий рот прижался к губам Акиры, и на этот раз у него не было сил обнажать зубы. Акира слушал отдаленный шорох — ветер разбрасывал вокруг всякий хлам — и резкий хрип чужого дыхания.
Танец
Они мчались по крышам и вместе рухнули на высокое проволочное ограждение. Гунджи с азартом собаки тянул Акиру за петли на поясе, хотя на том был ошейник и поводок. Когда Гунджи дергал джинсы Акиры, металлические когти задевали ткань и кожу, и Акира стонал. Он был слишком разгорячен, чтобы замечать боль. Пот смешивался с запахом сумерек и теплых испарений бетона. Заходящее солнце ослепило на мгновение, а затем растворилось и исчезло в полутьме.
Случай
Акира морщился, пока Гунджи завязывал на нем галстук.
— Стой смирно! «Котенок ищет пару», — Гунджи усмехался, цитируя один из тех дрянных дамских журналов, которые он так любил. — И Папа сказал, что сегодня мы должны выглядеть интеллигентно.
— Просто веди себя спокойно, — отозвался Киривар. — Притворись ветошью и не раскрывай рот.
Акира не чувствовал ничего, кроме холода, даже несмотря на черный костюм и галстук. Он был всего лишь наряженным домашним животным, ошейник никогда не позволял ему об этом забыть. Но, по крайней мере, Гунджи позволил ему снять поводок, уверенный, что Акира останется где-то под рукой, не попытавшись сбежать.
Киривар вез их к автостраде в одном из гладких тяжелых автомобилей, выбранных в гараже. Вокруг все еще шло строительство, окрестности казались тусклыми, как обнажившиеся кости, под жаркими лучами солнца. Гунджи опустил тонированные стекла — отражаясь в них, мимо проплывали бетонные лабиринты. Они двигались в центр CFC, вниз по заливу, туда, где небоскребы закрывали солнце; они направлялись на вражескую территорию безоружными, но Акира был странно спокойным. Гунджи включил радио и подпевал ему, как будто они ехали на курорт. На припеве к нему присоединился Киривар, и Гунджи пихнул его в лицо.
— Да не ты, я хочу послушать, как поет Акира-кити.
Акира вжался в сидение, но он знал: захоти Гунджи действительно, чтобы он пел, ему пришлось бы.
Кто мы?
Гунджи хотел выйти в парк за мороженым. Был солнечный день, улицы кишели людьми с глуповатыми лицами, которые понятия не имели, что веселый парень, слизывающий растаявшее мороженое с руки, мог бы убить их всех — и убил бы — с той же самой восторженной усмешкой, будь они все еще в Тошиме. Акира почти не слушал, как Гунджи напевает невпопад, кусая ногти. Это было всего лишь видимостью, — и Гунджи знал об Акире то же самое. Гунджи знал многое из того, что коллеги по офису не могли даже предположить о своем ничем не примечательном стажере. Акира проигнорировал косые взгляды, когда Гунджи потерся носом о его щеку и с едва заметной улыбкой вручил ему остатки своего мороженого.
Перезапись
Во второй половине воскресного дня Гунджи разбудил храп Акиры. Он потянулся, повернул Акиру к себе лицом, чтобы выровнять его дыхание, и вытащил из волос перо, застрявшее там, пока они возились снаружи под прохладным весенним небом. Тогда они вместе смотрели на белый солнечный диск. Гунджи только теперь заметил смену времен года — солнечный луч пробился сквозь занавески и осветил обои над кроватью. Его разум все еще был полон Акирой, его запахом и голосом, и тем, как он краснел, когда просил вылизать его там.
Гунджи нравилось засыпать, чувствуя рядом теплое тело, и просыпаться, зная, что он найдет под боком Акиру, даже если случайно сбросит его на пол во сне. Он мог провести целый день, уложив голову на колени Акиры, наслаждаясь тем, как тот пальцами расчесывает ему волосы. Это было ново и неизведанно, это делало Гунджи даже более счастливым, чем охота или разрушение. Ему хотелось разбудить Акиру, содрать грязную одежду и трахнуть его. Но пока он только потянул Акиру к себе и наблюдал, как тот спит, задаваясь вопросом, видит ли Акира его во сне.
Чужие страсти его не затрагивали; жизнерадостный и общительный, Токино, как ни странно, вообще не был заинтересован в вопросе секса. У него было много друзей, были даже подруги; несмотря на то, что эпидемия Шикку ударила прежде всего по женщинам, в Рансене их осталось не так уж мало. Мужчины берегли выживших женщин как зеницу ока… а те зачастую предпочитали общество отцов и мужей разговорам с бродячим торговцем, Токино.
Некоторые женщины делали Токино намеки, в природу которых он предпочитал не вникать; простодушно улыбаясь, Токино дарил своим подругам венки из красно-розовых цветов секиями, а женщины оказывали ему ответную любезность, делая дорогие заказы.
Казалось бы, мужья и родственники подруг Токино должны были его возненавидеть. Ладно еще то, что женщины предпочитали общество этого невысокого рыжего рибика общению с теми, кого видели каждый день, можно смириться. Но вот неоправданные денежные расходы…
Стоило Токино поговорить с насупленными рибика-мужчинами — и расходы начинали казаться им совершенно необходимыми. Заморское животное «черепаха»? Конечно, нужно, оно ведь приносит удачу в торговле. Платье из ткани, легкой, как воздух? Зато жена будет довольна и семейные ссоры улягутся. Два ящика куимов? Ну да, съесть столько фруктов сразу не получится, но можно сделать вкусную настойку и не травиться дешевым самогоном.
Токино, как и любой бродячий торговец, умел представлять свои товары лучшим образом. Еще он умел договариваться, потому с ранней юности бродил по лесам Шисы в одиночку, от Каро к Сецуре, от Хокоры к Рансену, не заходя разве что в уединенную Киру или Мейги, — об этой деревне ходила дурная слава.
Токино плохо дрался, не был тоуга и, тем более, санга; его хранила сама судьба, ему сопутствовала удача, которую он, как и каждый удачливый рибика, старался не искушать понапрасну.
Если Токино, путешествовавший вместе со своими товарами, встречал на пути разбойников, он улыбался им и предлагал приобрести новое средство для бритья по дешевке. Хмурые типы непостижимым образом расцветали и начинали улыбаться в ответ, а потом совершали покупку, расплачиваясь украденным у кого-то золотом; Токино кивал и предлагал за хорошее вознаграждение провести его до деревни, — вознаграждение он отдавал после того, как продавал в деревне определенное количество товаров, да еще и отсыпал сверху, угощая своих «телохранителей» выпивкой.
Все разбойники в лесах Шисы знали Токино и готовы были защищать его хоть от монстров, хоть от самих демонов, — Токино щедро платил и никогда не смотрел на своих «друзей» свысока, а еще делал им скидки.
Именно разбойники подсказывали Токино, где находятся места, пораженные Пустотой. Стоило зайти в такое место — и можно было уже не вернуться. С каждым годом Пустота захватывала все большие территории, а разбойников, напротив, становилось все меньше.
Иногда разбойники, жутко смущаясь, преподносили Токино подарки. Он не принимал их, отказывал вежливо и предлагал остаться друзьями; неудачливые ухажеры кивали и больше не докучали ему ни подарками, ни комплиментами, но работали на него даже охотнее, чем прежде.
Словом, друзей у Токино было много, однако завязывать интимные отношения он ни с кем из них не собирался. Даже брачный сезон не оказывал на него особенного воздействия; в такие дни Токино предпочитал не покидать магазин отца и специально планировал свои путешествия, чтобы дважды в год, в опасное время, оставаться в Рансене.
Иногда Токино хотелось снять напряжение. Обычно для этого хватало уединенного места и нескольких минут, в течение которых Токино умело себя ласкал. Он не стеснялся потребностей собственного тела и экспериментировал достаточно давно, поэтому успел изучить свои реакции и приспособиться к ним, научился давать себе то, что ему было нужно.
При этом никаких грязных фантазий у Токино не было. Он не думал ни о ком, кроме себя, запираясь в подсобке и проникая в свой плотно сжатый анус двумя пальцами, с усилиями проталкиваясь в горячую влажность, или проводя рукой по члену.
В книгах двухтростниковых, которые Токино иногда читал, такое называлось «нарциссизмом». И еще — аутосексуальностью.
Токино не считал свою аутосексуальность отклонением, потому что секс для него вообще мало значил. Было гораздо интереснее ходить по землям Шисы, узнавать новое, общаться с интересными рибика, заводить знакомства — и одновременно обеспечивать себе средства для новых путешествий.
Токино никогда не использовал других, они искренне ему нравились. Но сходиться с кем-то ближе он не желал, может, потому и отвергал все предложения личного характера. Дружба была важнее.
Токино никогда никого не ревновал и не готов был к тому, чтобы начали ревновать его, хотя такое, несмотря на отсутствие секса, иногда случалось. Зависимость от других рибика возникает даже в процессе общения, но это чистая зависимость, правильная, можно сразу уйти, если что, можно не терять себя.
С сексом, как подозревал Токино, было иначе. Точнее он не знал, потому что подглядывать и как-либо еще вмешиваться в чужую личную жизнь ему не нравилось. До знакомства с Коноэ Токино никогда и не подглядывал.
Коноэ был его другом из Каро; Токино научил его обниматься, выражать другому рибика чувство привязанности, уткнувшись носом в его плечо. Позже Токино видел Коноэ с двумя тоуга, сперва высоким беловолосым, потом — с черным котом по имени Асато. С Асато Токино даже обменялся знаками привязанности.
Токино подозревал, что в скором времени Коноэ выберет кого-то из них себе в пару. Или белого кота, или Асато.
Вместо этого Коноэ начал работать в гостинице Бардо, бывшего охотника за головами. Токино хорошо знал Бардо, потому что нередко продавал ему самую свежую рыбу. Бардо невероятно вкусно ее готовил.
С появлением Коноэ дела в гостинице пошли даже лучше, чем раньше. Пришлось строить дополнительный дом для гостей, расширяться, а рабочих рук поначалу катастрофически не хватало.
— Поможешь, Токино? — как-то попросил Коноэ, заглянувший в гости на чашечку травяного отвара. — Нужно постоять за стойкой, а то Бардо готовит, а я… — Коноэ неразборчиво пробормотал что-то про стирку, уборку и объявление о новых сотрудниках, на которое пока никто не отозвался.
Токино не счел нужным отказывать: он всегда старался помогать друзьям по мере своих сил и возможностей. Отец в магазине мог справиться и один. Он обладал не меньшей силой убеждения, чем Токино, хотя в последнее время предпочитал не использовать ее, коротая свои дни в домике на окраине Рансена. Отцу нравилось заниматься огородом. Токино думал, что когда-нибудь тоже будет предпочитать одиночество. Но пока до этого было далеко.
— Конечно, помогу.
Вечером, умаявшись за день, — клиентов в гостинице Бардо было куда больше, чем раньше, — Токино закрыл переднюю дверь на врученный им ключ и отправился на поиски Коноэ. Он хотел попрощаться перед уходом.
Какое-то время Токино не мог найти ни своего друга, ни Бардо. Потом его внимание привлекли приглушенные звуки, доносящиеся из кладовки.
Дверь в кладовку была приоткрыта. Токино осторожно заглянул в щель между дверью и косяком — и затаил дыхание. Коноэ опирался на стол, находившийся тут же, в кладовке, почти лежал на нем; Бардо стоял сзади и вколачивался в него энергичными толчками.
Вдох-выдох; Коноэ вскрикнул, вцепляясь когтями в стол, оставляя на нем глубокие следы. Вдох-выдох; Бардо сжал вздрогнувший кривой хвост Коноэ у основания, огладил этот хвост, потом несильно потянул, вырвав еще один стон. Вдох-выдох; из одежды на Коноэ был только фартук, сейчас сбившийся в сторону; завязки пересекали его сильную спину, впивались в тело, оставляя красные следы, по которым Бардо осторожно проводил пальцами, будто поглаживая.
Токино неслышно отступил назад и направился к задней двери.
Уже по дороге домой он размышлял: пора бы жениться. Ему, без сомнения, захочется уединиться в старости… Но, если он не женится, сын не сможет сменить его в магазине.
Кроме того, была и еще одна причина.
Токино не хотел всю жизнь подглядывать за другими; пора было, наконец, решиться кому-то довериться.
Название: Все, что не убивает Переводчик:Red Fir Бета:Laora Оригинал: yhibiki, «That Which Doesn't Kill You» (запрос отправлен) Ссылка на оригинал:archiveofourown.org/works/395164 Размер: драббл, 919 слов Канон: Togainu no Chi
Пейринги/персонажи:
Акира
/
Шики
Категория: слэш Жанр: повседневность, ангст Рейтинг: PG-13 Краткое содержание: Акира заботится о Шики в течение нескольких лет, но не может сказать, что именно им движет
Акира не мог даже сказать, что не предвидел такого поворота событий: чем больше прибавлялся день, тем более вялым становился Шики, теперь не размениваясь даже на то, чтобы препираться с Акирой.
— Какой смысл? — спрашивал он.
Акира не отвечал. Он не знал ответа.
* * *
Так или иначе, пошли слухи. Все враги, которых Шики нажил за эти годы, каждый, кто когда-либо потерял близких от рук Шики, мог прийти, чтобы перерезать горло впавшему в кому убийце. Акира надел черный плащ, взял катану и рассеял эти слухи.
* * *
После того, как третий, четвертый, пятый противник пал от его нового клинка, Акира сказал Шики:
— Ты — трус. Ты знал, что это произойдет.
Шики не отвечал. Он не мог даже слышать Акиру.
* * *
Акира никогда ни о ком не заботился — по крайней мере, не таким образом. Готовка была ему в новинку, и потребовалась не одна неделя, прежде чем хоть одно его блюдо перестало вызывать рвоту. По счастью, Шики не мог жаловаться, покорно глотая вложенную в рот кашу.
Куда хуже было мыть Шики, ежедневно купая его самого и отстирывая простыни и грязную одежду. В первый раз запах показался убийственным. По крайней мере, мстительно думал Акира, если бы Шики очнулся и узнал о том, как Акира менял ему подгузники, то был бы смущен куда больше, чем сам Акира.
* * *
Однажды, когда Акира заканчивал смывать под душем кровь с рук и направил теплую воду на Шики, пальцы остановились на его пупке. В ванной было несколько булавок: можно было запросто устроить Шики пирсинг.
— Ты это заслужил, — сказал он Шики.
Тот не ответил. Акира убрал руку.
* * *
В тот день их было двое. Молодая женщина с ожесточенной яростью говорила о своем возлюбленном, павшем от рук Шики; прежде, чем ее труп успел остыть, какой-то пожилой человек направил оружие Акире в лицо, и вовсе не объясняя, зачем ему понадобилась смерть Шики.
— Я сожалею, — прошептал Акира, когда хоронил их. Они таращились на него безжизненными глазами.
* * *
Бывали дни, когда раздражение возрастало настолько, что Акира переставал следить за собственными поступками. Он понял, что ударил Шики, только тогда, когда звук удара отозвался эхом. Тело Шики принимало новые ушибы, новые порезы, новые шрамы.
— Я ненавижу тебя, — всхлипывал Акира. Дыхание Шики сбилось от следующего удара.
* * *
Акира изнасиловал Шики. Для этого не нашлось никакого другого слова: Акира не мог притвориться, что Шики втайне этого хотел, потому что Шики не хотел больше ничего.
Он даже не знал, почему это сделал. Он переодевал Шики в спальную одежду — задача была столь обыденной, что теперь едва ли требовала особого внимания. А затем его настигли гнев, ненависть и абсолютное горе.
— Это — то, что ты сделал со мной, — прорычал Акира.
Шики лежал тихо, смирно, и ни разу не сказал «перестань».
* * *
После Акира думал о том, чтобы оставить Шики. «Мне не хватит для всего этого сил», — говорил он. Но он отнес Шики в душ и отмыл кровь и сперму, стекавшие по его бедрам.
* * *
— Я не знаю, почему это делаю, — бормотал Акира скорее самому себе. Два года излечили его от надежды на то, что Шики ответит. Но, сидя снаружи под теплым весенним ветром, приносящим аромат цветов, он почти мог притвориться, что они с Шики выбрались на пикник. Просто для того, чтобы расслабиться и немного вздремнуть.
Он думал о том, что мог бы поцеловать Шики, легко прикоснувшись губами. Порыв быстро прошел. Он намеревался подождать, пока Шики вновь не научится сопротивляться.
* * *
…— Интересно, каким ты был на самом деле. Я никогда не знал тебя настоящего. Тошима — не лучшее место, чтобы узнавать о чьих-то страстях и желаниях.
Целью Шики было победить Нано собственными силами. Настроение Акиры испортилось: последствия этой цели были не самыми приятными.
— По крайней мере, у меня есть нечто, что заставляет меня двигаться, день за днем. Ты не имеешь права умирать, если даже не видишь, кто именно тебя убил.
Иногда Акира задумывался, как сложилась бы его жизнь, повернись все иначе. Что подумал бы о нем Кейске, будь он жив? Акира печально улыбнулся. «Кейске мог бы гордиться: теперь я думаю о ком-то, кроме себя. Но он, вероятно, тоже бы тебя ненавидел».
Акира никогда не понимал, насколько зависим от людей, которые могли бы с ним поговорить, пока не понял, что теперь слышит только собственный голос.
— Думаю, я немного скучаю по нему.
Шики моргнул.
— Видимо, пора тебя кормить.
Акира вздохнул и поднялся, готовый к новому дню.
* * *
Он потерял счет времени. Людей, приходящих за Шики, становилось все меньше и меньше; большинство попросту забыло, что он когда-либо существовал. Истории о Тошиме и Иль Ре стали редкостью: все были слишком заняты, пытаясь восстановить собственные жизни, чтобы вспоминать ту часть мира, куда мужчины уходили умирать.
Мир вокруг них менялся — неизменными оставались лишь Акира и Шики.
* * *
Он взял Шики с собой на кладбище. Ни одно имя не казалось знакомым, но Акира купил ладан и зажег его у самой простой грязной доски. Он сложил руки Шики и произнес: — Помолись за того, кого ты, возможно, когда-то любил. И, когда ты закончишь, — помолись за меня.
Руки Шики оставались сложенными — всю дорогу до их импровизированного дома.
* * *
— Почему ты не позволил мне умереть? — прохрипел Шики. С непривычки голос был грубым.
— Я не похож на тебя, — ответил Акира.
— Нет. — Губы Шики скривились — почти в улыбке. — Ты сильнее.
Коджаку только головой покачал. Женщин-татуировщиков до этого не видел, но мужчине после Рюхо не доверился бы. Тот приказал всю семью перерезать, и ему было не возразить. Власть мастера. Эта, худощавая, бледная, в возрасте, мастером не казалась.
— Красивая, — она по его спине рукой провела. Коджаку знал, что там: цветущая сакура, и зубы сцепил только. — Не свести так просто. Но можно оградить. — Кожу срежь. — Это ведь знак клана, — прикосновения пальцев были легкими; так солнечные лучи лица касались. — Нельзя. Только хуже будет, если срежешь. Ты срежешь — я таким не занимаюсь. — Лазер… — Нет. Все равно следы останутся. И ты снова не собой станешь, — убрала руку, — тут ювелирная работа, воздействие не так на коже, как в сознании. Не свести. — Что значит «оградить»? — Другие татуировки, попроще. Защитные. Здесь, — коснулась рукой; Коджаку вздрогнул непроизвольно, — и вот здесь, и вот тут еще… и на лице, — чуткие пальцы провели над бровью. Коджаку глаза прикрыл: — Что тогда? — Никакого его контроля. Сам себе будешь хозяин. Тебя удержат, — задумалась, — тебя — в себе, понимаешь?
Коджаку не понимал. Зато он прекрасно знал, что себе не принадлежать значит: еще бы, не знать, после того, как весь свой клан вырезал. Последней он убил собственную мать. Он не хотел… никогда. Не тех, кто ему был дорог.
— «А» вот тут, — опять дотронулась, — на санскрите. А там… — Согласен. Приступай. — Больно будет.
Название: Быть человеком Автор:Laora Бета:Red Fir Размер: драббл, 483 слова Канон: DRAMAtical Murder
Пейринг/персонажи:
Рен
/
Серагаки Аоба,
упоминаются
Йоши,
Сэй,
односторонний
Рен/
Клара
Категория: слэш Жанр: романс Рейтинг: PG-13 Краткое содержание: Рен и Аоба спорят об условностях. Примечание/Предупреждения: по мотивам одного из путей Рена в реконнекте (который появляется при выборе "Смотреть новую историю")
читать дальше— Она меня узнала, — трагическим голосом сказал Рен.
Аоба покачал головой: — Это невозможно. — Тогда почему мы убежали? — Рен оглянулся, будто боялся, что Йоши и Клара за ними все еще гонятся. — Чтобы не надоедать Йоши-сан, — ответил Аоба. Он уже предвидел, что надоедать придется. Нужно же, в конце концов, объяснить Йоши, кто такой Рен. Да и не только ей.
Объяснять, кто такой Рен, вообще было проблематично. В не меньшей мере, чем отучить его лизать собственные руки — хотя, как подозревал Аоба, Рен попросту не хотел отучаться.
Клара, розовая собачка-Помощник, была неравнодушна к Рену еще с тех пор, как он сам был Помощником, собакой примерно ее размера. Это потом оказалось, что Рен не просто робот-Помощник, что в нем часть личности самого Аобы. В качестве прощального подарка Сэй, брат-близнец Аобы, презентовал этой части свое тело. Дух Сэя был измучен, умирал; тело оказалось вполне дееспособным. Узнать прежнего Рена в Рене нынешнем могла разве что Клара. Недаром говорят: женское сердце не обманешь.
— Аоба, мы теперь так и будем… бегать? — поинтересовался Рен.
Тот поморщился: — Нет, конечно. Мы все объясним. Например, ты будешь моим кузеном… — Я не кузен Аобы.
Кажется, Рен был недоволен. Аоба посмотрел на него удивленно.
К недовольству Рена он не привык. Собака-Помощник всегда беспрекословно подчинялась его приказам, не спорила с ним и уж точно его не осуждала. Этим, возможно, животные и отличаются от людей — они умеют растворяться, отдавать себя без остатка, пропитываться биополем хозяина. Становиться с ним единым целым. Домашние животные требуют от хозяина только еды и прогулок. Помощники не требуют и этого.
Совсем другое дело — человек. Сформированная личность.
— Ты на меня похож, — отозвался Аоба почти раздраженно. — Если мы скажем правду… — …это будет стыдно? — продолжил Рен. — Ты меня стыдишься. — Нет же! Но условности… — Аоба махнул рукой. Объяснять было бесполезно.
И это при том, что Рен — часть его самого, что он чувствует Рена, как себя самого, что до него доносятся отголоски Реновых эмоций. Вот сейчас Рен зол. А Аобе нечего ему сказать. Взаимопонимание с другим человеком, на равных, — всегда сложное дело.
— Для меня условности ничего не значат, — отчеканил Рен. — Только слабые люди их соблюдают. Я знаю. Я читал историю человечества.
Аоба открыл рот, чтобы возразить, — и почувствовал в своем рту чужой язык, а на свои губах — чужие губы. Его бесцеремонно прижимали к стенке в узком переулке, а неподалеку слышались чьи-то шаги. Аоба попытался вырваться, но Рен держал крепко. И продолжал целовать, и не сказать, чтобы его действия не находили никакого отклика. Аоба чувствовал, как злость Рена постепенно истаивает, сменяясь чувством другим, — страстью. Животной или человеческой, значения не имело. Ведь под страстью этой скрывалось что-то еще, такое, на что только Рен был способен,
То, что делало его человеком.
— Не нужно меня стыдиться, — пробормотал Рен, отстранившись, — Аоба. — Я не… — Аоба замолчал, вздрогнув от недвусмысленного прикосновения к паху. — Делай, что хочешь, — согласился он, непроизвольно подаваясь вперед, прикрывая глаза. — Я тебе доверяю.
Взаимопонимание с другим человеком — всегда сложное дело. Если только ты не доверяешь ему, как себе самому.
Название: Сокровище Автор:Laora Бета:Red Fir Размер: драббл, 386 слов Канон: Sweet Pool
Пейринг/персонажи:
Окинага Зенья/
Сакияма Йоджи,
Китани Кохей
Категория: слэш Жанр: драма, дарк Рейтинг: R Краткое содержание: Йоджи не может сдаться; не теперь, когда он узнал главное Примечание/Предупреждения: действие происходит после плохой концовки Зеньи
читать дальше— Йоджи — мое сокровище, — говорит Зенья.
Йоджи хочется плакать от этих слов, произнесенных напевным голосом. Зенья, пожалуй, бывает даже нежен. Но пока Йоджи слишком слаб, чтобы оценить эту нежность по достоинству, чтобы обратить ее себе на пользу.
Им плохо вместе, Йоджи и Зенье. Первому — физически; после каждого раза с Зеньей из заднего прохода выпадают умирающие комки плоти — «мои детки», говорит о них Зенья. Второму — морально. За его сумасшедшей улыбкой всегда видны слезы; Зенья не может слушать звон церковных колоколов — они отдаются дикой болью в его голове. Как-то он жаловался на это.
Йоджи уже видел Зенью без повязки на глазу, видел неприжившуюся чужую плоть на месте его глаза. Это не вина Зеньи; пульсирующая живая плоть, которую он так боялся показать, похожая на комки мяса, исторгаемые телом Йоджи. Это — вина его отца, как понимает Йоджи постепенно, из бессвязных слов.
Несмотря на жуткую физическую слабость, Йоджи не теряет желания жить. Он хочет плакать, но не собирается сдаваться. Кимоно, в которое облачает его Зенья, — точная копия кимоно Кристи, ручной игуаны.
Зенья видит в нем, пожалуй, еще одного домашнего любимца, но случайно оброненные слова заставляют Йоджи усомниться в этом. Ему не хочется есть, никогда не хотелось.
Но сдаться Йоджи не может. Не теперь, когда он узнал главное. Он заставляет себя есть то, что приносят ему Зенья и Китани; второй куда более бдителен, чем Зенья, он убирает комки мяса после того, как Зенья, в очередной раз совокупившись с Йоджи, куда-то уходит.
Китани не позволяет, чтобы в этом мясе завелись личинки. Китани не разговаривает с Йоджи — Зенья слишком ревнует их обоих, чтобы допустить подобный разговор. Китани просто говорит, будто бы себе под нос.
«У господина Кунихито было сокровище». «Он хранил его в подвале, в другом». «Это было его божество». «Он отрезал кусок от плоти божества и дал его Зенье, но чужая плоть не прижилась». «Это нечистая плоть, оттого колокольный звон причиняет такую боль». «Это Антихрист».
Йоджи не может назвать себя верующим, хотя и учился в католической школе. Йоджи понимает: он — сокровище Зеньи, которое, в отличие от Кристи, никому нельзя показывать. Он — божество Зеньи. Не только его игрушка.
Значит, у него еще есть шанс.
Йоджи съедает все, что ему приносят, и уже не стонет страдальчески, когда Зенья толкается в него членом; Йоджи больше не сопротивляется, и не потому, что у него нет сил сопротивляться. Он по-прежнему боится Зенью.
Название: Опыт Автор:Laora Бета:Red Fir Размер: драббл, 154 слова Канон: Lamento
Пейринг/персонажи:
Разель/
Кальц,
Верг,
Фрауд
Категория: джен, слэш Жанр: юмор, крэк Рейтинг: PG Краткое содержание: демоны проводят увлекательный опыт
читать дальше— Это должен был быть я, — сокрушенно сказал Верг, наблюдая за тем, как Разель и Кальц целуются, переплетя хвосты; по энергии, исходившей от них, можно было подумать, что они сражаются насмерть. — Я первый должен был поцеловать этого вечно печального засранца. — Он бы проткнул тебя насквозь, — прощебетал Фрауд. Похоже, ему тоже было интересно. — И правильно бы сделал. Не могу забыть, какое это удовольствие, вытаскивать сердце из твоей груди… — Заткнись! — Верг на всякий случай отодвинулся подальше.
Это не помогло.
— Подумай сам, — Фрауд хвостом указал на Разеля и Кальца, — они — союз Льда и Огня, единение противоположностей! Так и мы с тобой можем быть союзом земли и ветра… — Ты не земля, ты — удобрение, — Верг отодвинулся еще дальше, — не желаю иметь с тобой ничего общего.
А тем временем Разель и Кальц, пребывавшие отнюдь не в восторге от столь тесного контакта, продолжали свой опыт по возвращению демонической силы, которую не так давно отобрал у всех четырех демонов маг по имени Ликс.