Милосердие выше справедливости (с)
Название: Летняя история Коджаку
Переводчики: Red Fir, Laora
Бета: Laora
Форма: перевод официальной истории (вторичный перевод с английского)
Канон: DRAMAtical Murder
Категория: слэш
Рейтинг: PG-13
Размер: 5744 слова
Краткое содержание: постканон линии Коджаку; Коджаку и Аоба идут на летний фестиваль, а потом смотрят на фейерверки
читать дальшеВесенние дни миновали: наступил сезон дождей, а затем непреодолимый жар, иссушающий кожу, вернулся вместе с летом. Температура быстро возросла, и в конце сезона дождей начинало казаться, что сама земля источает пар. Зимы на Мидориджиме были не такими холодными, как на материке, и не доставляли особых проблем, но летом здесь было гораздо жарче.
С приходом лета весь остров будто ожил — большинство жителей любили это время года. Мне всегда было трудно переносить большую жару, но внезапно для себя я ничего не имел против прогулок. Как ни странно, теперь, когда у меня были короткие волосы, справляться с жарой стало гораздо легче. Сейчас жители хотели восстановить остров, из-за чего это лето казалось еще более жарким. А со вчерашнего дня на Мидориджиме было оживленно и шумно: все готовились к летнему фестивалю, который должен был состояться сегодня, у местного храма. Когда островом управлял Тоэ, у фестиваля был куда более скромный размах, да и людей было гораздо меньше, — но этот год отличался от предыдущего. Жители объединили усилия, желая восстановить Мидориджиму, и подготовка к фестивалю проходила с куда большим энтузиазмом, чем в предыдущие годы. Я всегда с нетерпением ждал фестиваля, даже в предыдущие годы, и конечно, в этом году тоже собирался пойти.
Бабушка из года в год встречалась с соседями и проводила фестиваль вместе с ними. Выглядели они как группа пожилых людей, которые всю ночь поют, пьют и буянят. Пожилые люди на Мидориджиме вообще славились своей бодростью. На таких встречах бабушка раскрывалась с новых для нее сторон, надевала модную и яркую летнюю одежду, которую не носила каждый день. Должно быть, она действительно наслаждалась этим событием. Во время фестиваля я обычно выходил вместе с бабушкой, здоровался с соседями и знакомыми, а после мы разделялись, и я, как правило, шел выпить с парой друзей… вроде того.
Но на этот раз все было иначе.
— Извините за вторжение! Аоба, ты уже готов?
С наступлением вечера я проводил бабушку на встречу, а чуть позже пришел Коджаку. В этом году я пообещал пойти на фестиваль вместе с ним, и мы договорились встретиться у меня дома.
— Да-да, я сейчас…
Когда я вышел в коридор и увидел Коджаку в дверном проеме, то почувствовал, что мое сердце пропустило удар.
Сегодня Коджаку был в юкате. Нет, ясное дело, он надел ее на фестиваль, но выглядело это не так, как всегда, и я, сам того не желая, взгляд отвести не смог. Юката Коджаку была неброской, темно-синей с вертикальными серыми полосами. Она только добавляла ему мужественности, и я был несколько потрясен. Он выглядел необычно, не как каждый день.
— Что такое?
— Нет, ничего, я уже готов.
— Отлично!
В его взгляде был непроизнесенный вопрос, но я уже пришел в чувство и повел его в гостиную. Странно… До этого я уже видел Коджаку в юкате, почему тогда сейчас так заволновался? Может, потому, что теперь у нас были другие отношения. Мы прошли через прихожую к гостиной, и Коджаку улыбнулся, заметив разложенную на диване юкату.
— О! Красивый узор.
Я пообещал Коджаку, что не только пойду с ним на фестиваль, но и юкату надену. Это я и имел в виду, говоря, что готов. Я думал, что смогу надеть юкату сам. Когда я был маленьким, в этом мне, бывало, помогала бабушка, а я наблюдал за ней, поэтому представлял, что следует делать. Но вряд ли это вышло бы у меня достаточно хорошо… Точнее сказать, однозначно бы не вышло. Когда я говорил с Коджаку о фестивале, то упоминал об этом, и он согласился помочь. Коджаку всегда носил традиционную одежду, так что для него в этом не было ничего сложного. Как хобби.
— Иди сюда.
Чужая помощь в подобном деле не могла не смущать, но я покорно сдался на милость Коджаку. Мою юкату, серую с голубым цветочным узором, бабушка шила сама. Фестиваль в последние несколько лет едва ли можно было назвать таковым, поэтому, когда я посещал его раньше, то не надевал юкату. С тех пор, как я носил ее в последний раз, прошло довольно много времени.
Коджаку действовал куда более умело, чем я предполагал, и вскоре закончил меня одевать. Повязав оби, Коджаку осмотрел меня с головы до ног, а затем улыбнулся.
— Тебе очень идет.
— ...Правда? Обычно я не ношу такое, и мне немного не по себе.
Из-за его похвалы я чувствовал некоторое смущение. Обычно он не говорил настолько непосредственных комплиментов, и я точно знал, что не смогу ответить настолько же откровенно.
— Как по мне, тебе юката подходит больше, — тихо сказал я, и Коджаку улыбнулся еще шире, обнимая меня за плечи. — Что?
— Хм?
Я посмотрел на него и увидел, что Коджаку улыбается. Я смущался все больше и уже готов был удрать из-под руки Коджаку, когда почувствовал у самого уха его дыхание.
— Тебе правда идет. Твоя шея выглядит очень сексуально.
— ...!
Он прошептал это мне на ухо, заставив кожу покрыться мурашками. К лицу прилила кровь, и я оттолкнул руку Коджаку.
— Ты!...
— М-м?
Коджаку состроил невинную улыбку и потянулся за двумя маленькими хаори на диване.
— Приступим к следующей части. Это — для Рена и Бени, отличная работа, как и ожидалось от Taэ-сан.
Бабушка сделала хаори и для наших Помощников, — им тоже захотелось надеть их на фестиваль, стоило только о нем упомянуть. Я задержал дыхание и заставил себя успокоиться, а потом взял Рена на руки и одел на него хаори. Коджаку точно так же нарядил Бени.
— Хорошо сделано, Таэ-сан! Восхитительные хаори!
Уже в хаори, Бени довольно вспорхнул на плечо Коджаку и распахнул крылья.
— Рен, тебе не будет жарко?
— Нет, все в порядке. Ткань отлично пропускает воздух.
Сидя у меня на руках, Рен завилял хвостом. Я говорил как чересчур заботливый родитель, но Рен выглядел так мило.
— Хорошо, тогда идем.
Коджаку открыл дверь и обернулся, посылая мне улыбку.
В последний раз, когда мы вместе ходили на фестиваль, мы были детьми. А сегодня еще и юкаты надели, которые обычно не носили, и я чувствовал волнение, совершенно не соответствующее собственному возрасту. Пытаясь успокоиться, я вышел из дома вместе с Коджаку.
***
Оживление на улицах, начавшееся с самого утра, только возросло. Вокруг было много людей, и их становилось все больше, пока мы шли к храму, где проводился фестиваль. Палящие солнечные лучи уступили дорогу другому жару, не похожему на дневной. Безлюдные обычно улочки заполнились мужчинами и женщинами, и вездесущими детьми, так что атмосфера царила не такая, как всегда. Вокруг было множество людей, одетых в юкаты, и разукрашенных домов и магазинов, выглядевших очень пестро. Кроме того, над нашими головами покачивались бумажные фонари, которые испокон веков использовались во время фестивалей. Мы с Коджаку медленно шли, увлекаемые другими людьми, — я не особенно люблю толпы, но сейчас был вовсе не против. Мне было весело. Чем дальше мы продвигались, тем громче становилась музыка фестиваля, и вскоре я увидел прилавки.
— О! Это здесь, мы пришли... Ха-а!.. Это фестиваль!.. — пробормотал и я глубоко вздохнул, не в состоянии справиться с нарастающим волнение.
Для меня фестиваль — это всегда прилавки. А прилавки — еда. Вот как я это себе представляю. Так что я немедленно начал присматриваться к надписям на прилавкам, отыскивая мою любимую еду, продающуюся на фестивале. Нельзя сказать, что я ел ее часто, но, придя на фестиваль, был просто обязан купить эту еду. Переводя взгляд с одной разноцветной развевающейся надписи на другую, я нашел то, что искал.
— Там! Вот она, жареная кукуруза!
Среди рядов из еды и прилавков я нашел свою любимую поджаристую кукурузу, должно быть, благодаря аппетитному запаху, который от нее исходил. Я всегда покупал ее, если мог найти. Возле прилавка стояло пять или шесть человек. Я хотел занять очередь и, обернувшись к Коджаку, увидел на его лице улыбку. Он кивнул мне, словно младшему брату, за которым присматривал:
— Твоя любимая, так? Поторопись и купи ее.
Он обращался со мной как с маленьким, и этот тон немного раздражал, но важнее всего сейчас была жареная кукуруза. Я направился к прилавку и занял место в конце очереди, но долго не прождал — старик, продававший кукурузу, работал быстро, так что вскоре я смог купить свою порцию.
— Горячо!
Соблазнившись поднимающимся горячим паром и запахом соевого соуса, я тут же откусил большой кусок. Вкус и ощущение твердости во рту были такими же, как раньше. Я с удовольствием жевал и уже собирался идти обратно к Коджаку… а затем замер. Коджаку отошел в сторону, чтобы не мешать людям пройти, и разговаривал с двумя девушками. Даже на расстоянии можно было увидеть, как они счастливы, — скорее всего, они были его клиентками. Так вот в чем дело...
В тот момент, когда я увидел их, мое воодушевление пошло на убыль. Я знал, что с этим ничего нельзя было поделать. Так случалось и раньше, — часть работы Коджаку. Да и фестиваль только вдвоем мы проводили впервые. Но почему-то на сердце стало так тяжело. Коджаку заметил меня, помахал рукой, прощаясь с девушками, и подошел ко мне.
— Извини, что заставил ждать.
— Нет, нисколько. Ничего, что ты их так оставил?
Девушки все еще стояли неподалеку и смотрели на нас. Их взгляды казались... уязвленными. Коджаку невесело улыбнулся, потом вздохнул, не поворачивая головы.
— Ничего. Они уже достаточно выпили, а я здесь не на работе. Кроме того... — Коджаку улыбнулся, мягко коснувшись моей челки. — Не хочу, чтобы что-то мешало проводить нам время вдвоем. Это важно, знаешь ли.
— …Да что ты говоришь.
Желая скрыть смущение, я отвернулся и вгрызся в кукурузу. Несмотря на то, что слова Коджаку смущали, вместе с тем я чувствовал себя счастливым. Раньше я много раз видел Коджаку на фестивале в окружении женщин, но в этом году он отказался от всех приглашений. Поразительно, как запросто он отбросил прошлое и просто сделал это. Наблюдая, как я жую кукурузу, Коджаку медленно приподнял уголки губ.
— Знаешь, это, кажется, действительно вкусно. Дашь попробовать?
Коджаку открыл рот, и я протянул кукурузу ему. Он откусил немаленький кусок, облизнул пальцы и улыбнулся.
— Объедение.
— Разве я не говорил?
Видя улыбку Коджаку, я не мог не вспомнить о нашем детстве. Я словно вернулся в то время, когда был непослушным ребенком, и улыбнулся ему в ответ. Отношения между мной и Коджаку теперь были другими. Но дружба, которую мы пронесли через все это время, никуда не делась. Не только я, но и для Коджаку думал, что это очень важно.
***
После мы прогуливались вдоль прилавков. В тире Коджаку сбил небольшую фигурку попугая и отдал ее Бени со словами «Держи, твоя невеста». Бени захлопал крыльями и закричал «Не смей надо мной издеваться!», но потом, присмотревшись, пробормотал: «Вкус у тебя ничего так». После этого мы встретили Йоши-сан, Хагу-сана, злобных деток и членов «Benishigure». Последние уже изрядно набрались и, завидев нас, принялись дразнить: «У вас что, свида-а-ание?». Я несколько встревожился, но Коджаку шокировал их гордым ответом: «Да!»
Они наверняка решили, что Коджаку просто дурачится, поэтому оставили нас с пожеланием «Будьте счастливы вместе!» Хоть я и не планировал особенно скрываться и хотел флиртовать на людях и все такое, этот громкий ответ... Что ж, это было полностью в стиле Коджаку. Время от времени случались подобные неловкие ситуации, но обычно в итоге все счастливо улыбались; по мне, это очень здорово, что люди могут вести себя так. Я думаю, нет ничего лучше, чем когда все улыбаются.
***
После прогулки вдоль прилавков и посещения храма мы покинули фестиваль, наблюдая за тем, как люди несут небольшой паланкин, окруженные праздничным шествием. Следующим местом назначения был дом Коджаку. Сегодня вечером должно было быть шоу фейерверков, и мы с Коджаку могли видеть это шоу в его окно. Когда мы добрались до его дома, до запуска фейерверков оставался целый час. Поэтому мы направились в столовую и какое-то время говорили о разных пустяках, приправив разговор некоторым количеством выпитого. Мы не ели — я был сыт после всего съеденного на фестивале.
Бени сказал, что ему нравится звук фейерверков, и закрылся в ванной. И правда, одного только звука салюта было достаточно, чтобы заставить его нахохлиться. Рен последовал за Бени и тоже остался в ванной.
— Ха... было весело. Я много чего съел и увидел, и мы со многими встретились.
Я поднял стакан со стола, отпил глоток и посмотрел в открытое окно. Фейерверк еще не начался, и небо было черным как смоль.
— В последний раз мы выбирались на фестиваль, когда были детьми.
Коджаку тоже взял стакан и, наклонив его, неторопливо поинтересовался:
— Да, кстати, как там Taэ-сан?
— Прекрасно. Скорее всего, будет праздновать всю ночь.
— А, вместе с соседями. Энергии наших пожилых людей можно только позавидовать.
— Я бы даже сказал, что они куда энергичнее нас. — Я улыбнулся, намереваясь отпить, и обнаружил, что в стакане пусто.
Предложенный Коджаку напиток был сладковатым и очень приятным на вкус. Он не казался крепким, и обычно я старался не пить много, но сегодняшняя выпивка была настолько хороша, что я прикончил уже два стакана. Еще совсем немного, подумал я... и почувствовал, как закружилась голова, когда я потянулся за бутылкой.
…Э?
Все-таки это был крепкий алкоголь.
— …
Может, потому, что я только сейчас это понял, тело внезапно начало гореть, а веки потяжелели. Может, я был немного… пьяным? Да нет. Очень даже пьяным. В ушах стучало.
— ...Эй, Аоба? Ты покраснел. Уже захмелел?
Коджаку смотрел на меня с удивлением, и я помахал рукой, показывая, чтобы он не беспокоился.
— А, я — нет.
— Да, я уже вижу. Напиток очень мягкий, и ты, наверное, был неосторожен? Ох, мне следовало предупредить тебя с самого начала.
— М-м…
Я кивнул, не особенно понимая, о чем он. Я не мог ни о чем думать. Моя речь и движения стали медленнее. Обычно, когда такое происходит... Я действительно напился. Коджаку встал и подошел ко мне, дотронулся до моей щеки рукой и нахмурился.
— Горячий. Ты слишком легкомысленный. Не пей больше, я принесу воды.
— Не волнуйся, я в порядке.
— А мне кажется, что нет.
Когда я потянулся, чтобы наполнить свой стакан, Коджаку накрыл его своей рукой. Я надул губы и схватил его за руку, притягивая к себе.
— Ко… джаку!..
— Эй... ох!
Он почти упал на меня, послышался звук удара, — он вовремя уперся ладонью в стол.
— ...Аоба!
Я не возражал против растерянного выражения на лице Коджаку, и, воспользовавшись моментом, обнял его за шею.
— ...Знаешь...
Стол дрожал, бутылка на нем была близка к тому, чтобы расстаться со своим содержимым.
— Погоди, Аоба... Мы так упадем, и что-нибудь разольется.
Коджаку попытался отстранить меня, отодвинулся в сторону и в результате оказался на полу.
— Хах…
Это был вздох проигравшего. Развеселившись, я приподнялся, чтобы пересесть на Коджаку.
— ...! Эй…
Пока Коджаку пытался опомниться, я подвинулся на его коленях, и мы оказались лицом к лицу.
— …Аоба.
— М-м?
Я слегка покачнулся, когда отвечал, и Коджаку, прижатый мной к полу, едва успел вытянуть руку вдоль моей спины, чтобы не позволить упасть.
— Ты... не просто легкомысленный, ты заноза та еще.
— Я не заноза!
— Ты правда так думаешь?
— Я не заноза!
— …
— Ха-ха-ха, — я не знал, почему мне так захотелось смеяться, и захохотал во весь голос, совершенно себя не контролируя. Чем дальше, тем смешнее мне становилось, и я никак не мог прекратить это. Коджаку смотрел на меня с обескураженным выражением.
— Ну, ты всегда быстро надирался...
— Я не надирался!
— Да, да.
— Ко-о-оджаку!
— Что?
— Я все хотел у тебя спросить.
— Что такое? Алкоголик.
— Я не алкоголик! Слушай! Лучше отвечай как следует, это важно, хорошо?
— Ладно, ладно.
— В общем, ты когда-нибудь сожалел об этом?
— Сожалел? О чем?
— О том, что мы с тобой вместе.
— …
Коджаку закрыл рот, не издав ни звука, очевидно, удивленный. Я смотрел на его лицо. До этого я не следил за тем, что несу. И не смог удержать эти слова.
— Назад уже не вернуться, так? Мы уже не сможем остаться друзьями. Так что я спрашиваю, не думал ли ты, что нам следовало бы остановиться, или, знаешь, что девушки лучше.
— …
Посреди фразы я почувствовал себя так, будто сказал что-то дурное. Не нужно было болтать об этом вот так запросто. Но я не мог остановиться, и теперь молча таращился на Коджаку. Образы Коджаку, окруженного девушками, всплывали в сознании. Я ощутил неясное чувство, постепенно проникающее в меня.
Несколько мгновений Коджаку молчал, потом набрал в грудь воздуха.
— Что насчет тебя? Аоба, у тебя были такие мысли?
— У меня? Я…
Я был сбит с толку такой прямотой, и яростно вцепился в воротник Коджаку.
— Нет! Конечно, нет! Ты сомневаешься во мне?!
— Я не сомневаюсь в тебе. Разве не ты спросил меня первым?
— Не делай вид, что не знаешь, насколько я дорожу тобой, засранец! — продолжал я, игнорируя слова Коджаку. — Тогда, в детстве, когда ты вернулся на материк, я… мне было так грустно, я чувствовал себя жалким. Конечно, я много о чем передумал с тех пор, как мы начали встречаться, мне нужна была смелость, чтобы двигаться дальше, и не то чтобы я ни о чем не беспокоился!
Когда я отпустил его воротник, Коджаку приложился спиной о стену. Но он просто молча смотрел на меня, и на его лице не было ни намека на боль.
— Ты всегда был для меня героем, я не хотел тебя терять! То расставание, в детстве, уже было болезненным, я не хочу еще раз такое испытать… Я хочу навсегда остаться с тобой. Это значит… значит, что я люблю тебя! Понял?!
Я вновь схватил Коджаку за воротник, приближаясь к его лицу.
— Понял?!
После того, как я высказался, мне стало гораздо легче, — было такое чувство, что груз на сердце исчез. Я бы никогда не сказал подобного в трезвом состоянии, но стоило напиться, и мой самоконтроль улетучился.
Коджаку прямо смотрел на меня, положив руку поверх моих. Этот жест был странно нежен, и я невольно отпустил его одежду. Теперь никто не придавливал Коджаку к стене. Он улыбнулся и прижал ладонь к моей щеке.
— Идиот. Я никогда ни о чем не пожалею, если это касается тебя. Прости, если я заставил тебя думать, что так и есть.
— …
— Я рад, что мы об этом поговорили. И что ты относишься ко мне именно так.
— …Заткнись.
Большой палец Коджаку спустился с моей пылавшей щеки к губам. Коджаку ласково посмотрел на меня и продолжил:
— Я ни о чем не жалею. Я готов повторять это столько раз, сколько пожелаешь. Я люблю тебя. Я так сильно тебя люблю, Аоба.
— …Вот как. Тогда поцелуй меня.
— ...Ох.
Коджаку улыбнулся не без удивления, потом отодвинулся от стены и приблизил свое лицо к моему. Наши губы вот-вот должны были соприкоснуться... когда внезапно прозвучал дверной звонок. Мы попытались не обратить на него внимание и продолжить, но звонок прервал нас еще дважды или трижды, вновь и вновь заявляя о себе.
— ...Минутку.
Коджаку вздохнул, ссадил меня со своих колен и поднялся. Мягко коснувшись моих волос, он направился к двери. Я опустился на пол, вынужденный ждать, и принялся наблюдать за Коджаку. Голос, доносящийся из прихожей, пронзил дымку моих мыслей, затуманенных алкоголем.
…Этот голос. Это была женщина. Я будто упал на землю из облаков, в которых витал, и ощутил холод. Неясное чувство вернулось. Ну... конечно. Раньше он всегда ходил на фестиваль с девушками, две из них и сегодня его звали. В этом году все было иначе, но для них не так уж все и отличалось. Я прислушался; женский голос был слишком высоким и срывался, она явно немало выпила. Я услышал паузу, потом утешающий голос Коджаку. Я не мог сказать, о чем он говорит. Слушая их, я почувствовал, что хочу уйти.
Мне было очень неловко. Может, потому, что мы оба парни. Конечно, в этом не было ничего дурного, но я чувствовал свою вину. Возможно, виной всему был алкоголь, который раздувал мои эмоции, но все эти сложные чувства едва ли не задыхаться заставляли, и я поднялся, направившись в спальню. Я упал на кровать, зарывшись лицом в мягкое покрывало. Пытаясь справиться с болью и ощущениями, охватившими все мое тело, я предался ненависти к себе, сопливой и совершенно недостойной. Все дело... Я не хотел принимать это, но все дело было в ревности.
— Отстой... — пробормотал я, скорчившись на постели. Я не знал, сколько прошло времени перед тем, как раздался звук закрывшейся двери, и в комнату влетел Коджаку.
— Извини, я виноват. Помнишь, мы встретили… эй?
Коджаку остановился, потом я услышал его быстрые шаги по направлению к спальне.
— Ты был здесь? Так напился, что спать хочется?
— Да… можно и так сказать, — ответил я, уткнувшись лицом в матрас, чтобы он не заметил — я не устал и уже не так пьян, как раньше. Но Коджаку мог заметить малейшее изменение в моем настроении. Он сел на кровать и осторожно похлопал меня по спине.
— Аоба, правда, извини. Не сердись.
— Я не сержусь.
— Сердишься.
— С чего ты взял?
— Ты лежишь на кровати вниз лицом.
— Просто сплю, — отозвался я, не в состоянии поднять голову, потому что знал, что не смогу удержать нейтральное выражение. Я был потрясен тем, насколько меня выбила из колеи подобная мелочь. Даже притом, что прежде чувствовал себя абсолютно прекрасно, видя Коджаку с девушками. То, что привязанность к кому-то может сделать человека настолько мелким, просто поражало. Коджаку всегда четко отделял свою частную жизнь от личных интересов, и я знал, что сейчас он совсем не такой, как раньше, когда просто развлекался.
— Эй, фейерверки вот-вот начнутся. Аоба, — Коджаку пощекотал волосы у меня на шее сзади, но я так и остался лежать неподвижно. Начиная ненавидеть себя за мрачность, я быстро поднялся. Встретил взгляд Коджаку.
...И немедленно отвел глаза.
— …Все еще сердишься?
— Вовсе нет.
— Эй…
Стоило открыть рот, и я тут же возразил ему. Я знал, что не должен так упрямиться, но не мог остановиться. Коджаку растерянно посмотрел на меня, а потом рассмеялся.
— Аоба, я рад, что ты ревнуешь меня и все такое, но давай на сегодня покончим с упрямством.
— Я не…
— Ты же знаешь, что у тебя нет причин злиться.
— …
Поставленный перед подобной формулировкой, я не мог возразить. Я открыл рот, понимая, что веду себя как ребенок.
— Я знаю, но... прямо сейчас я себя ненавижу.
— Ненавидишь? За что?
— За то, что волнуюсь, когда вижу девушек, и ревную. Это... отстой. Я же знаю, что в этом нет смысла.
Я посмотрел на Коджаку, ожидая ответа, и увидел, что он опустил глаза и качает головой.
— Но разве это не естественно?
— Естественно?
— Да. Беспокоиться и ревновать, — в этом вообще нет ничего странного. Начни какой-нибудь парень тебя кадрить, я бы тоже был не в самом лучшем своем настроении.
— Но все по-другому, это де часть твоей работы… Я знаю, но...
Я не мог выразить свои мысли, и Коджаку коснулся моих волос, пропуская пряди между пальцев.
— Аоба, разве ты не знаешь, почему так себя чувствуешь?
— …
— Потому что ты очень сильно меня любишь.
Услышав это, я почувствовал, как вспыхнуло лицо. Коджаку тоже казался несколько смущенным, и в его улыбке была некоторая неловкость.
— М-да, и что я только несу. Я могу снова заставить тебя беспокоиться из-за моей работы. Но я не хочу, чтобы ты волновался... Поэтому просто скажу. Я никогда не предам тебя. Пожалуйста, верь мне.
— Коджаку…
Рука, гладившая мои волосы, коснулась лица, немного приподняв подбородок. Наши лица медленно приближались друг другу… а затем из окна раздался гром.
— …Ох.
— Фейерверки начались.
Коджаку засмеялся, встал с кровати, выключил свет и вернулся. Я пристально смотрел на яркие лепестки, разворачивающиеся, а затем увядающие в ночном небе. Звуки взрывов доносились с некоторым запоздание.
— Так красиво…
Позабыв о своем смущении, я с полуоткрытым ртом смотрел на фейерверки. Я слышал, что из этой комнаты можно ясно видеть фейерверки, и это оказалось правдой. Большие и маленькие, фейерверки всевозможных цветов и форм отправлялись в полет, исчезая в темном ночном небе. Я любил фейерверки ручной работы больше, чем любые сияющие при помощи электричества украшения. Не было ничего более прекрасного, чем яркие моменты перед тем, как мерк очередной фейерверк. Завороженный фейерверками, я почувствовал, что меня обнимают сзади. Я уловил запах Коджаку и молча прислонился к его теплу.
— …Они прекрасны, — шепнул он мне на ухо. — Но сейчас я бы хотел не просто смотреть на фейерверки.
Я повернулся к нему и увидел в глазах Коджаку нежность. Прижавшись к его груди, я осторожно прикусил его губы. Мы медленно сосали губы друг друга, жалея, что придется отстраниться. Коджаку стал куда горячее, чем раньше, и прижал меня даже теснее, пряча лицо у меня на плече. Его нос, щекоча, слегка задевал шею.
— Аоба. Следующий год, и послеследующий, и все годы после… Давай наблюдать за фейерверками вместе.
Его нежный голос прозвучал в тишине, в моменте между фейерверками.
Вместо ответа я накрыл его руку своей, переплел наши пальцы и крепко сжал.
Переводчики: Red Fir, Laora
Бета: Laora
Форма: перевод официальной истории (вторичный перевод с английского)
Канон: DRAMAtical Murder
Пейринг/персонажи:
Коджаку/
Серагаки Аоба
Категория: слэш
Рейтинг: PG-13
Размер: 5744 слова
Краткое содержание: постканон линии Коджаку; Коджаку и Аоба идут на летний фестиваль, а потом смотрят на фейерверки
читать дальшеВесенние дни миновали: наступил сезон дождей, а затем непреодолимый жар, иссушающий кожу, вернулся вместе с летом. Температура быстро возросла, и в конце сезона дождей начинало казаться, что сама земля источает пар. Зимы на Мидориджиме были не такими холодными, как на материке, и не доставляли особых проблем, но летом здесь было гораздо жарче.
С приходом лета весь остров будто ожил — большинство жителей любили это время года. Мне всегда было трудно переносить большую жару, но внезапно для себя я ничего не имел против прогулок. Как ни странно, теперь, когда у меня были короткие волосы, справляться с жарой стало гораздо легче. Сейчас жители хотели восстановить остров, из-за чего это лето казалось еще более жарким. А со вчерашнего дня на Мидориджиме было оживленно и шумно: все готовились к летнему фестивалю, который должен был состояться сегодня, у местного храма. Когда островом управлял Тоэ, у фестиваля был куда более скромный размах, да и людей было гораздо меньше, — но этот год отличался от предыдущего. Жители объединили усилия, желая восстановить Мидориджиму, и подготовка к фестивалю проходила с куда большим энтузиазмом, чем в предыдущие годы. Я всегда с нетерпением ждал фестиваля, даже в предыдущие годы, и конечно, в этом году тоже собирался пойти.
Бабушка из года в год встречалась с соседями и проводила фестиваль вместе с ними. Выглядели они как группа пожилых людей, которые всю ночь поют, пьют и буянят. Пожилые люди на Мидориджиме вообще славились своей бодростью. На таких встречах бабушка раскрывалась с новых для нее сторон, надевала модную и яркую летнюю одежду, которую не носила каждый день. Должно быть, она действительно наслаждалась этим событием. Во время фестиваля я обычно выходил вместе с бабушкой, здоровался с соседями и знакомыми, а после мы разделялись, и я, как правило, шел выпить с парой друзей… вроде того.
Но на этот раз все было иначе.
— Извините за вторжение! Аоба, ты уже готов?
С наступлением вечера я проводил бабушку на встречу, а чуть позже пришел Коджаку. В этом году я пообещал пойти на фестиваль вместе с ним, и мы договорились встретиться у меня дома.
— Да-да, я сейчас…
Когда я вышел в коридор и увидел Коджаку в дверном проеме, то почувствовал, что мое сердце пропустило удар.
Сегодня Коджаку был в юкате. Нет, ясное дело, он надел ее на фестиваль, но выглядело это не так, как всегда, и я, сам того не желая, взгляд отвести не смог. Юката Коджаку была неброской, темно-синей с вертикальными серыми полосами. Она только добавляла ему мужественности, и я был несколько потрясен. Он выглядел необычно, не как каждый день.
— Что такое?
— Нет, ничего, я уже готов.
— Отлично!
В его взгляде был непроизнесенный вопрос, но я уже пришел в чувство и повел его в гостиную. Странно… До этого я уже видел Коджаку в юкате, почему тогда сейчас так заволновался? Может, потому, что теперь у нас были другие отношения. Мы прошли через прихожую к гостиной, и Коджаку улыбнулся, заметив разложенную на диване юкату.
— О! Красивый узор.
Я пообещал Коджаку, что не только пойду с ним на фестиваль, но и юкату надену. Это я и имел в виду, говоря, что готов. Я думал, что смогу надеть юкату сам. Когда я был маленьким, в этом мне, бывало, помогала бабушка, а я наблюдал за ней, поэтому представлял, что следует делать. Но вряд ли это вышло бы у меня достаточно хорошо… Точнее сказать, однозначно бы не вышло. Когда я говорил с Коджаку о фестивале, то упоминал об этом, и он согласился помочь. Коджаку всегда носил традиционную одежду, так что для него в этом не было ничего сложного. Как хобби.
— Иди сюда.
Чужая помощь в подобном деле не могла не смущать, но я покорно сдался на милость Коджаку. Мою юкату, серую с голубым цветочным узором, бабушка шила сама. Фестиваль в последние несколько лет едва ли можно было назвать таковым, поэтому, когда я посещал его раньше, то не надевал юкату. С тех пор, как я носил ее в последний раз, прошло довольно много времени.
Коджаку действовал куда более умело, чем я предполагал, и вскоре закончил меня одевать. Повязав оби, Коджаку осмотрел меня с головы до ног, а затем улыбнулся.
— Тебе очень идет.
— ...Правда? Обычно я не ношу такое, и мне немного не по себе.
Из-за его похвалы я чувствовал некоторое смущение. Обычно он не говорил настолько непосредственных комплиментов, и я точно знал, что не смогу ответить настолько же откровенно.
— Как по мне, тебе юката подходит больше, — тихо сказал я, и Коджаку улыбнулся еще шире, обнимая меня за плечи. — Что?
— Хм?
Я посмотрел на него и увидел, что Коджаку улыбается. Я смущался все больше и уже готов был удрать из-под руки Коджаку, когда почувствовал у самого уха его дыхание.
— Тебе правда идет. Твоя шея выглядит очень сексуально.
— ...!
Он прошептал это мне на ухо, заставив кожу покрыться мурашками. К лицу прилила кровь, и я оттолкнул руку Коджаку.
— Ты!...
— М-м?
Коджаку состроил невинную улыбку и потянулся за двумя маленькими хаори на диване.
— Приступим к следующей части. Это — для Рена и Бени, отличная работа, как и ожидалось от Taэ-сан.
Бабушка сделала хаори и для наших Помощников, — им тоже захотелось надеть их на фестиваль, стоило только о нем упомянуть. Я задержал дыхание и заставил себя успокоиться, а потом взял Рена на руки и одел на него хаори. Коджаку точно так же нарядил Бени.
— Хорошо сделано, Таэ-сан! Восхитительные хаори!
Уже в хаори, Бени довольно вспорхнул на плечо Коджаку и распахнул крылья.
— Рен, тебе не будет жарко?
— Нет, все в порядке. Ткань отлично пропускает воздух.
Сидя у меня на руках, Рен завилял хвостом. Я говорил как чересчур заботливый родитель, но Рен выглядел так мило.
— Хорошо, тогда идем.
Коджаку открыл дверь и обернулся, посылая мне улыбку.
В последний раз, когда мы вместе ходили на фестиваль, мы были детьми. А сегодня еще и юкаты надели, которые обычно не носили, и я чувствовал волнение, совершенно не соответствующее собственному возрасту. Пытаясь успокоиться, я вышел из дома вместе с Коджаку.
***
Оживление на улицах, начавшееся с самого утра, только возросло. Вокруг было много людей, и их становилось все больше, пока мы шли к храму, где проводился фестиваль. Палящие солнечные лучи уступили дорогу другому жару, не похожему на дневной. Безлюдные обычно улочки заполнились мужчинами и женщинами, и вездесущими детьми, так что атмосфера царила не такая, как всегда. Вокруг было множество людей, одетых в юкаты, и разукрашенных домов и магазинов, выглядевших очень пестро. Кроме того, над нашими головами покачивались бумажные фонари, которые испокон веков использовались во время фестивалей. Мы с Коджаку медленно шли, увлекаемые другими людьми, — я не особенно люблю толпы, но сейчас был вовсе не против. Мне было весело. Чем дальше мы продвигались, тем громче становилась музыка фестиваля, и вскоре я увидел прилавки.
— О! Это здесь, мы пришли... Ха-а!.. Это фестиваль!.. — пробормотал и я глубоко вздохнул, не в состоянии справиться с нарастающим волнение.
Для меня фестиваль — это всегда прилавки. А прилавки — еда. Вот как я это себе представляю. Так что я немедленно начал присматриваться к надписям на прилавкам, отыскивая мою любимую еду, продающуюся на фестивале. Нельзя сказать, что я ел ее часто, но, придя на фестиваль, был просто обязан купить эту еду. Переводя взгляд с одной разноцветной развевающейся надписи на другую, я нашел то, что искал.
— Там! Вот она, жареная кукуруза!
Среди рядов из еды и прилавков я нашел свою любимую поджаристую кукурузу, должно быть, благодаря аппетитному запаху, который от нее исходил. Я всегда покупал ее, если мог найти. Возле прилавка стояло пять или шесть человек. Я хотел занять очередь и, обернувшись к Коджаку, увидел на его лице улыбку. Он кивнул мне, словно младшему брату, за которым присматривал:
— Твоя любимая, так? Поторопись и купи ее.
Он обращался со мной как с маленьким, и этот тон немного раздражал, но важнее всего сейчас была жареная кукуруза. Я направился к прилавку и занял место в конце очереди, но долго не прождал — старик, продававший кукурузу, работал быстро, так что вскоре я смог купить свою порцию.
— Горячо!
Соблазнившись поднимающимся горячим паром и запахом соевого соуса, я тут же откусил большой кусок. Вкус и ощущение твердости во рту были такими же, как раньше. Я с удовольствием жевал и уже собирался идти обратно к Коджаку… а затем замер. Коджаку отошел в сторону, чтобы не мешать людям пройти, и разговаривал с двумя девушками. Даже на расстоянии можно было увидеть, как они счастливы, — скорее всего, они были его клиентками. Так вот в чем дело...
В тот момент, когда я увидел их, мое воодушевление пошло на убыль. Я знал, что с этим ничего нельзя было поделать. Так случалось и раньше, — часть работы Коджаку. Да и фестиваль только вдвоем мы проводили впервые. Но почему-то на сердце стало так тяжело. Коджаку заметил меня, помахал рукой, прощаясь с девушками, и подошел ко мне.
— Извини, что заставил ждать.
— Нет, нисколько. Ничего, что ты их так оставил?
Девушки все еще стояли неподалеку и смотрели на нас. Их взгляды казались... уязвленными. Коджаку невесело улыбнулся, потом вздохнул, не поворачивая головы.
— Ничего. Они уже достаточно выпили, а я здесь не на работе. Кроме того... — Коджаку улыбнулся, мягко коснувшись моей челки. — Не хочу, чтобы что-то мешало проводить нам время вдвоем. Это важно, знаешь ли.
— …Да что ты говоришь.
Желая скрыть смущение, я отвернулся и вгрызся в кукурузу. Несмотря на то, что слова Коджаку смущали, вместе с тем я чувствовал себя счастливым. Раньше я много раз видел Коджаку на фестивале в окружении женщин, но в этом году он отказался от всех приглашений. Поразительно, как запросто он отбросил прошлое и просто сделал это. Наблюдая, как я жую кукурузу, Коджаку медленно приподнял уголки губ.
— Знаешь, это, кажется, действительно вкусно. Дашь попробовать?
Коджаку открыл рот, и я протянул кукурузу ему. Он откусил немаленький кусок, облизнул пальцы и улыбнулся.
— Объедение.
— Разве я не говорил?
Видя улыбку Коджаку, я не мог не вспомнить о нашем детстве. Я словно вернулся в то время, когда был непослушным ребенком, и улыбнулся ему в ответ. Отношения между мной и Коджаку теперь были другими. Но дружба, которую мы пронесли через все это время, никуда не делась. Не только я, но и для Коджаку думал, что это очень важно.
***
После мы прогуливались вдоль прилавков. В тире Коджаку сбил небольшую фигурку попугая и отдал ее Бени со словами «Держи, твоя невеста». Бени захлопал крыльями и закричал «Не смей надо мной издеваться!», но потом, присмотревшись, пробормотал: «Вкус у тебя ничего так». После этого мы встретили Йоши-сан, Хагу-сана, злобных деток и членов «Benishigure». Последние уже изрядно набрались и, завидев нас, принялись дразнить: «У вас что, свида-а-ание?». Я несколько встревожился, но Коджаку шокировал их гордым ответом: «Да!»
Они наверняка решили, что Коджаку просто дурачится, поэтому оставили нас с пожеланием «Будьте счастливы вместе!» Хоть я и не планировал особенно скрываться и хотел флиртовать на людях и все такое, этот громкий ответ... Что ж, это было полностью в стиле Коджаку. Время от времени случались подобные неловкие ситуации, но обычно в итоге все счастливо улыбались; по мне, это очень здорово, что люди могут вести себя так. Я думаю, нет ничего лучше, чем когда все улыбаются.
***
После прогулки вдоль прилавков и посещения храма мы покинули фестиваль, наблюдая за тем, как люди несут небольшой паланкин, окруженные праздничным шествием. Следующим местом назначения был дом Коджаку. Сегодня вечером должно было быть шоу фейерверков, и мы с Коджаку могли видеть это шоу в его окно. Когда мы добрались до его дома, до запуска фейерверков оставался целый час. Поэтому мы направились в столовую и какое-то время говорили о разных пустяках, приправив разговор некоторым количеством выпитого. Мы не ели — я был сыт после всего съеденного на фестивале.
Бени сказал, что ему нравится звук фейерверков, и закрылся в ванной. И правда, одного только звука салюта было достаточно, чтобы заставить его нахохлиться. Рен последовал за Бени и тоже остался в ванной.
— Ха... было весело. Я много чего съел и увидел, и мы со многими встретились.
Я поднял стакан со стола, отпил глоток и посмотрел в открытое окно. Фейерверк еще не начался, и небо было черным как смоль.
— В последний раз мы выбирались на фестиваль, когда были детьми.
Коджаку тоже взял стакан и, наклонив его, неторопливо поинтересовался:
— Да, кстати, как там Taэ-сан?
— Прекрасно. Скорее всего, будет праздновать всю ночь.
— А, вместе с соседями. Энергии наших пожилых людей можно только позавидовать.
— Я бы даже сказал, что они куда энергичнее нас. — Я улыбнулся, намереваясь отпить, и обнаружил, что в стакане пусто.
Предложенный Коджаку напиток был сладковатым и очень приятным на вкус. Он не казался крепким, и обычно я старался не пить много, но сегодняшняя выпивка была настолько хороша, что я прикончил уже два стакана. Еще совсем немного, подумал я... и почувствовал, как закружилась голова, когда я потянулся за бутылкой.
…Э?
Все-таки это был крепкий алкоголь.
— …
Может, потому, что я только сейчас это понял, тело внезапно начало гореть, а веки потяжелели. Может, я был немного… пьяным? Да нет. Очень даже пьяным. В ушах стучало.
— ...Эй, Аоба? Ты покраснел. Уже захмелел?
Коджаку смотрел на меня с удивлением, и я помахал рукой, показывая, чтобы он не беспокоился.
— А, я — нет.
— Да, я уже вижу. Напиток очень мягкий, и ты, наверное, был неосторожен? Ох, мне следовало предупредить тебя с самого начала.
— М-м…
Я кивнул, не особенно понимая, о чем он. Я не мог ни о чем думать. Моя речь и движения стали медленнее. Обычно, когда такое происходит... Я действительно напился. Коджаку встал и подошел ко мне, дотронулся до моей щеки рукой и нахмурился.
— Горячий. Ты слишком легкомысленный. Не пей больше, я принесу воды.
— Не волнуйся, я в порядке.
— А мне кажется, что нет.
Когда я потянулся, чтобы наполнить свой стакан, Коджаку накрыл его своей рукой. Я надул губы и схватил его за руку, притягивая к себе.
— Ко… джаку!..
— Эй... ох!
Он почти упал на меня, послышался звук удара, — он вовремя уперся ладонью в стол.
— ...Аоба!
Я не возражал против растерянного выражения на лице Коджаку, и, воспользовавшись моментом, обнял его за шею.
— ...Знаешь...
Стол дрожал, бутылка на нем была близка к тому, чтобы расстаться со своим содержимым.
— Погоди, Аоба... Мы так упадем, и что-нибудь разольется.
Коджаку попытался отстранить меня, отодвинулся в сторону и в результате оказался на полу.
— Хах…
Это был вздох проигравшего. Развеселившись, я приподнялся, чтобы пересесть на Коджаку.
— ...! Эй…
Пока Коджаку пытался опомниться, я подвинулся на его коленях, и мы оказались лицом к лицу.
— …Аоба.
— М-м?
Я слегка покачнулся, когда отвечал, и Коджаку, прижатый мной к полу, едва успел вытянуть руку вдоль моей спины, чтобы не позволить упасть.
— Ты... не просто легкомысленный, ты заноза та еще.
— Я не заноза!
— Ты правда так думаешь?
— Я не заноза!
— …
— Ха-ха-ха, — я не знал, почему мне так захотелось смеяться, и захохотал во весь голос, совершенно себя не контролируя. Чем дальше, тем смешнее мне становилось, и я никак не мог прекратить это. Коджаку смотрел на меня с обескураженным выражением.
— Ну, ты всегда быстро надирался...
— Я не надирался!
— Да, да.
— Ко-о-оджаку!
— Что?
— Я все хотел у тебя спросить.
— Что такое? Алкоголик.
— Я не алкоголик! Слушай! Лучше отвечай как следует, это важно, хорошо?
— Ладно, ладно.
— В общем, ты когда-нибудь сожалел об этом?
— Сожалел? О чем?
— О том, что мы с тобой вместе.
— …
Коджаку закрыл рот, не издав ни звука, очевидно, удивленный. Я смотрел на его лицо. До этого я не следил за тем, что несу. И не смог удержать эти слова.
— Назад уже не вернуться, так? Мы уже не сможем остаться друзьями. Так что я спрашиваю, не думал ли ты, что нам следовало бы остановиться, или, знаешь, что девушки лучше.
— …
Посреди фразы я почувствовал себя так, будто сказал что-то дурное. Не нужно было болтать об этом вот так запросто. Но я не мог остановиться, и теперь молча таращился на Коджаку. Образы Коджаку, окруженного девушками, всплывали в сознании. Я ощутил неясное чувство, постепенно проникающее в меня.
Несколько мгновений Коджаку молчал, потом набрал в грудь воздуха.
— Что насчет тебя? Аоба, у тебя были такие мысли?
— У меня? Я…
Я был сбит с толку такой прямотой, и яростно вцепился в воротник Коджаку.
— Нет! Конечно, нет! Ты сомневаешься во мне?!
— Я не сомневаюсь в тебе. Разве не ты спросил меня первым?
— Не делай вид, что не знаешь, насколько я дорожу тобой, засранец! — продолжал я, игнорируя слова Коджаку. — Тогда, в детстве, когда ты вернулся на материк, я… мне было так грустно, я чувствовал себя жалким. Конечно, я много о чем передумал с тех пор, как мы начали встречаться, мне нужна была смелость, чтобы двигаться дальше, и не то чтобы я ни о чем не беспокоился!
Когда я отпустил его воротник, Коджаку приложился спиной о стену. Но он просто молча смотрел на меня, и на его лице не было ни намека на боль.
— Ты всегда был для меня героем, я не хотел тебя терять! То расставание, в детстве, уже было болезненным, я не хочу еще раз такое испытать… Я хочу навсегда остаться с тобой. Это значит… значит, что я люблю тебя! Понял?!
Я вновь схватил Коджаку за воротник, приближаясь к его лицу.
— Понял?!
После того, как я высказался, мне стало гораздо легче, — было такое чувство, что груз на сердце исчез. Я бы никогда не сказал подобного в трезвом состоянии, но стоило напиться, и мой самоконтроль улетучился.
Коджаку прямо смотрел на меня, положив руку поверх моих. Этот жест был странно нежен, и я невольно отпустил его одежду. Теперь никто не придавливал Коджаку к стене. Он улыбнулся и прижал ладонь к моей щеке.
— Идиот. Я никогда ни о чем не пожалею, если это касается тебя. Прости, если я заставил тебя думать, что так и есть.
— …
— Я рад, что мы об этом поговорили. И что ты относишься ко мне именно так.
— …Заткнись.
Большой палец Коджаку спустился с моей пылавшей щеки к губам. Коджаку ласково посмотрел на меня и продолжил:
— Я ни о чем не жалею. Я готов повторять это столько раз, сколько пожелаешь. Я люблю тебя. Я так сильно тебя люблю, Аоба.
— …Вот как. Тогда поцелуй меня.
— ...Ох.
Коджаку улыбнулся не без удивления, потом отодвинулся от стены и приблизил свое лицо к моему. Наши губы вот-вот должны были соприкоснуться... когда внезапно прозвучал дверной звонок. Мы попытались не обратить на него внимание и продолжить, но звонок прервал нас еще дважды или трижды, вновь и вновь заявляя о себе.
— ...Минутку.
Коджаку вздохнул, ссадил меня со своих колен и поднялся. Мягко коснувшись моих волос, он направился к двери. Я опустился на пол, вынужденный ждать, и принялся наблюдать за Коджаку. Голос, доносящийся из прихожей, пронзил дымку моих мыслей, затуманенных алкоголем.
…Этот голос. Это была женщина. Я будто упал на землю из облаков, в которых витал, и ощутил холод. Неясное чувство вернулось. Ну... конечно. Раньше он всегда ходил на фестиваль с девушками, две из них и сегодня его звали. В этом году все было иначе, но для них не так уж все и отличалось. Я прислушался; женский голос был слишком высоким и срывался, она явно немало выпила. Я услышал паузу, потом утешающий голос Коджаку. Я не мог сказать, о чем он говорит. Слушая их, я почувствовал, что хочу уйти.
Мне было очень неловко. Может, потому, что мы оба парни. Конечно, в этом не было ничего дурного, но я чувствовал свою вину. Возможно, виной всему был алкоголь, который раздувал мои эмоции, но все эти сложные чувства едва ли не задыхаться заставляли, и я поднялся, направившись в спальню. Я упал на кровать, зарывшись лицом в мягкое покрывало. Пытаясь справиться с болью и ощущениями, охватившими все мое тело, я предался ненависти к себе, сопливой и совершенно недостойной. Все дело... Я не хотел принимать это, но все дело было в ревности.
— Отстой... — пробормотал я, скорчившись на постели. Я не знал, сколько прошло времени перед тем, как раздался звук закрывшейся двери, и в комнату влетел Коджаку.
— Извини, я виноват. Помнишь, мы встретили… эй?
Коджаку остановился, потом я услышал его быстрые шаги по направлению к спальне.
— Ты был здесь? Так напился, что спать хочется?
— Да… можно и так сказать, — ответил я, уткнувшись лицом в матрас, чтобы он не заметил — я не устал и уже не так пьян, как раньше. Но Коджаку мог заметить малейшее изменение в моем настроении. Он сел на кровать и осторожно похлопал меня по спине.
— Аоба, правда, извини. Не сердись.
— Я не сержусь.
— Сердишься.
— С чего ты взял?
— Ты лежишь на кровати вниз лицом.
— Просто сплю, — отозвался я, не в состоянии поднять голову, потому что знал, что не смогу удержать нейтральное выражение. Я был потрясен тем, насколько меня выбила из колеи подобная мелочь. Даже притом, что прежде чувствовал себя абсолютно прекрасно, видя Коджаку с девушками. То, что привязанность к кому-то может сделать человека настолько мелким, просто поражало. Коджаку всегда четко отделял свою частную жизнь от личных интересов, и я знал, что сейчас он совсем не такой, как раньше, когда просто развлекался.
— Эй, фейерверки вот-вот начнутся. Аоба, — Коджаку пощекотал волосы у меня на шее сзади, но я так и остался лежать неподвижно. Начиная ненавидеть себя за мрачность, я быстро поднялся. Встретил взгляд Коджаку.
...И немедленно отвел глаза.
— …Все еще сердишься?
— Вовсе нет.
— Эй…
Стоило открыть рот, и я тут же возразил ему. Я знал, что не должен так упрямиться, но не мог остановиться. Коджаку растерянно посмотрел на меня, а потом рассмеялся.
— Аоба, я рад, что ты ревнуешь меня и все такое, но давай на сегодня покончим с упрямством.
— Я не…
— Ты же знаешь, что у тебя нет причин злиться.
— …
Поставленный перед подобной формулировкой, я не мог возразить. Я открыл рот, понимая, что веду себя как ребенок.
— Я знаю, но... прямо сейчас я себя ненавижу.
— Ненавидишь? За что?
— За то, что волнуюсь, когда вижу девушек, и ревную. Это... отстой. Я же знаю, что в этом нет смысла.
Я посмотрел на Коджаку, ожидая ответа, и увидел, что он опустил глаза и качает головой.
— Но разве это не естественно?
— Естественно?
— Да. Беспокоиться и ревновать, — в этом вообще нет ничего странного. Начни какой-нибудь парень тебя кадрить, я бы тоже был не в самом лучшем своем настроении.
— Но все по-другому, это де часть твоей работы… Я знаю, но...
Я не мог выразить свои мысли, и Коджаку коснулся моих волос, пропуская пряди между пальцев.
— Аоба, разве ты не знаешь, почему так себя чувствуешь?
— …
— Потому что ты очень сильно меня любишь.
Услышав это, я почувствовал, как вспыхнуло лицо. Коджаку тоже казался несколько смущенным, и в его улыбке была некоторая неловкость.
— М-да, и что я только несу. Я могу снова заставить тебя беспокоиться из-за моей работы. Но я не хочу, чтобы ты волновался... Поэтому просто скажу. Я никогда не предам тебя. Пожалуйста, верь мне.
— Коджаку…
Рука, гладившая мои волосы, коснулась лица, немного приподняв подбородок. Наши лица медленно приближались друг другу… а затем из окна раздался гром.
— …Ох.
— Фейерверки начались.
Коджаку засмеялся, встал с кровати, выключил свет и вернулся. Я пристально смотрел на яркие лепестки, разворачивающиеся, а затем увядающие в ночном небе. Звуки взрывов доносились с некоторым запоздание.
— Так красиво…
Позабыв о своем смущении, я с полуоткрытым ртом смотрел на фейерверки. Я слышал, что из этой комнаты можно ясно видеть фейерверки, и это оказалось правдой. Большие и маленькие, фейерверки всевозможных цветов и форм отправлялись в полет, исчезая в темном ночном небе. Я любил фейерверки ручной работы больше, чем любые сияющие при помощи электричества украшения. Не было ничего более прекрасного, чем яркие моменты перед тем, как мерк очередной фейерверк. Завороженный фейерверками, я почувствовал, что меня обнимают сзади. Я уловил запах Коджаку и молча прислонился к его теплу.
— …Они прекрасны, — шепнул он мне на ухо. — Но сейчас я бы хотел не просто смотреть на фейерверки.
Я повернулся к нему и увидел в глазах Коджаку нежность. Прижавшись к его груди, я осторожно прикусил его губы. Мы медленно сосали губы друг друга, жалея, что придется отстраниться. Коджаку стал куда горячее, чем раньше, и прижал меня даже теснее, пряча лицо у меня на плече. Его нос, щекоча, слегка задевал шею.
— Аоба. Следующий год, и послеследующий, и все годы после… Давай наблюдать за фейерверками вместе.
Его нежный голос прозвучал в тишине, в моменте между фейерверками.
Вместо ответа я накрыл его руку своей, переплел наши пальцы и крепко сжал.
@темы: переводы, DRAMAtical Murder, G – PG-13, официальные материалы