[Laora]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

В продолжение раздачи слонов

[Red Fir]

...ииии вдогонку к предыдущей обоине создатели сделали нам очаровательного Найто-куна!.. ))

@темы: арт, официальные материалы

---

Нитро-обоина 2016

[Red Fir]

...А тем временем Nitro+CHiRAL соорудила (-ло, -ли) поклонникам очередной новогодний подарок

по одному

Другие размеры обоек можно взять на официальном сайте ^^

@темы: арт, DRAMAtical Murder, Lamento, Togainu no Chi, официальные материалы, Sweet Pool

---

Новогоднее поздравление

[Mild]

С Новым Годом!!!

Делалось по идее  Red Fir и совместно с ней)
Надеюсь понравится)

смотреть

@темы: коллаж, DRAMAtical Murder, штампы, Lamento, Togainu no Chi, Sweet Pool

---

С наступившим!

[Red Fir]

Всем дорогим сообщникам - удачи в новом году, отличного настроения, сбычи всех мечт и вот такого теплого кота под боком!..
Автор - Lcrma

@темы: арт, Lamento

---

Благодарность.

[Laora]

Название: Благодарность
Автор:  Laora
Бета:  Red Fir
Размер: драббл, 666 слов
Канон: Togainu no Chi

Пейринг/персонажи:

 Акира/

Рин, 

Шики,

 Томоюки, 

 упоминается Казуи

Категория: слэш
Жанр: экшн
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Три «спасибо».
Примечание: с развернутой НЦ-сценой Рина можно ознакомиться здесь

— Не смей называть Рина предателем.

Слова вырываются помимо собственной воли, и Томоюки замолкает на полуслове. Мгновение он кажется потрясенным, почти растерянным, потом коротко смеется:
— Что, он и с тобой тоже?

Акира переводит взгляд с подбородка Томоюки на его переносицу. В кулаках чувствуется знакомая упоительная тяжесть.

— Не обольщайся. Ты просто похож на человека... которого он предал.

Тогда Акира все-таки бьет; он понимает, что неправ, но тело действует быстрее разума.

***

— Ты с ним подрался? — Рин ушам своим не верит. — Подрался с Томоюки?

Акира кивает. Он выглядит неважно, из чего Рин заключает: одним Томоюки дело не ограничилось, его нынешние товарищи болтались где-то поблизости.

— Но зачем? — Рин качает головой. — Эх, Акира...

Какое-то время он роется в поясных сумках, потом с радостным криком извлекает искомое — упаковку цветных пластырей.

— Обычные закончились, — говорит деловито, пристраивая розовый пластырь Акире на лоб. Еще один, желтый, идеально подходит для разбитого уголка губ; Рин неосознанно проводит по нижней губе Акиры пальцем, а в ответ на удивленный взгляд улыбается: — Все, готово.

У Акиры серые глаза, холодные. Как небо над Тошимой.
У Казуи тоже были глаза цвета неба, — голубые.
В то время Рин жил под другим небом.

Казуи курил и не давал курить Рину: дескать, вредно. Только однажды разрешил попробовать.
Рин прикурил свою первую и последнюю сигарету о сигарету Казуи.
Это был единственный поцелуй в его жизни — непрямой; потом Рин научился многим вещам, но целоваться наотрез отказывался.

Да, теперь Рин не новичок, а Акира похож на Казуи.
Казуи тоже был на кого-то похож. Поэтому ему пришлось умереть; Казуи мешал.
Только так тот, на кого был похож Казуи, мог показать Рину свои настоящие чувства — убивая. Всех, кто для Рина был дорог. Всех…

— Рин? — в голосе Акиры звучит беспокойство. В ответ Рин улыбается даже шире, чем раньше, — пока Акира не добавляет: — Спасибо.

Тогда Рину хочется плакать.

***

Путаные признания, откровения, о которых Акира не хотел знать, и желание быть отвергнутым во взгляде Рина, — все это заставляет замереть и не сопротивляться.

— Я хорош в этом, а? — спрашивает Рин.
— Это… ничего не значит, — отзывается Акира. От того, что делает Рин, он испытывает острое чувство унижения, но точно знает: отталкивать нельзя.

Рин поднимает голову.

— Ты остаешься чистым. Что бы ты ни делал... ты — по-прежнему Рин.

Позже, после того, как соединятся не так их тела, как души, Рин ответит:
— Ты больше не напоминаешь мне Казуи. Ты — это ты.
И:
— Спасибо. Я рад, что встретил тебя.

***

Мир кажется ясным как никогда. Больше не мучат страшные мысли о том, что Рин мог бы сделать с Шики, кроме как убить, — или после того, как убить.
Эти мысли не принадлежали Рину изначально, как и мысль о том, чтобы отомстить.
Шики мог думать так — не Рин.

Все это время Рин искал Шики — в Казуи, в Акире, в себе.
Акира открыл ему глаза.
Люди могут быть похожи. Из-за одинакового воспитания, времени, проведенного вместе, сходства характеров или чисто внешнего сходства.
Но каждый человек — уникален.

Акира — не Казуи.
Рин — не Шики.
Жизнь — не замкнутый круг, в ней нет нужды идти проторенными путями. Каждый человек имеет право на то, чтобы создать свой путь, не следуя за кем-то, не повторяя его.

Все было так просто. Но, если бы не Акира, Рин бы не сумел понять.

Рин знает, что найдет Шики на улицах Тошимы.
Рин знает, что они встретятся в бою. Исход боя больше не имеет значения: дело не в мести.
Рин должен сойти с пути Шики.
Только и всего.

***

— Просто сдайся.

Это даже не кажется смешным: Рин отчаянно хромает. Противник из него никудышный, как всегда...
Когда Шики присматривается внимательнее, он изменяет свое мнение.

Хромота ничего не значит.
Рин — достойный противник. Теперь — да.
Он преследовал Шики с той же настойчивостью, с которой Шики преследовал человека с лиловыми глазами, — до сегодняшнего дня.
Сегодня что-то изменилось.

Поэтому он не хочет сражаться со мной, вдруг понимает Шики, человек с лиловыми глазами. Потому что ничего не меняется. Я иду по его следу столько времени; только я — не охотник.
Я — его последователь.
Сегодня Рин перестал быть последователем Шики.
Чуть позже Шики допускает ошибку — очень глупую и, разумеется, незапланированную.

Последним, что он слышит, становится:
— Спасибо.

Шики не успевает понять, за что благодарит Рин.

@темы: G – PG-13, Togainu no Chi, фанфикшн

---

Всем зимнего Коджаку в хурме!..

[Red Fir]

От 吔池

@темы: арт, DRAMAtical Murder

---

Ангелы.

[Laora]

Название: Ангелы
Автор:  Laora
Бета:  Red Fir
Размер: драббл, 151 слово
Канон: Sweet Pool

Пейринг/персонажи:

 Окинага Зенья/

Широнума Тецуо,

 упоминаются

 Сакияма Йоджи

 и

 Мита Макото

Категория: джен, теоретический слэш
Жанр: крэк
Рейтинг: G
Краткое содержание: Зенья виснет на Тецуо

Когда Окинага Зенья виснет на нем, Тецуо воспринимает это как дурную шутку.
В самом деле, он совершенно не похож на человека, на котором можно безнаказанно виснуть.

— Сакияма Йоджи, — говорит Окинага, и его действия моментально становятся в глазах Тецуо оправданными.

В Сакияме есть что-то особенное. Окинага тоже понял.

— Он похож на ангела, Тет-тян, как ты думаешь? Только падшие ангелы не могут вернуться на небо. А здесь их не ждет ничего хорошего.

Вместо того, чтобы отвязаться от Окинаги, Тецуо стоит и продолжает его слушать.

— Может быть, мы тоже падшие, Тет-чан? Поэтому чувствуем то, чего не замечают другие.
— Запах, — говорит Тецуо коротко.
— Сакияма Йоджи восхитительно пахнет, — соглашается Окинага напевно, — о-очень вкусно. Если он ангел, то кто мы, Тет-чан? Я бы не хотел быть демоном…

У Тецуо нет ответа на этот вопрос.
Возможно, потому он позволяет Окинаге виснуть на себе чуть не каждый день, пока Сакияма Йоджи ест мороженое в компании своего школьного друга, Макото.

@темы: G – PG-13, фанфикшн, Sweet Pool

---

Столкновение.

[Laora]

Название: Столкновение
Автор:  Laora
Бета:  Red Fir
Канон: DRAMAtical Murder

Пейринг/персонажи:

 Нойз

/

Коджаку

Размер: драббл, 264 слова
Категория: слэш
Жанр: ангст, экшн
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Нойз и Коджаку собираются драться.
Примечание: по заявке с инсайда "Нойз/Коджаку, хейт и соперничество на максимуме"

— Эй, ты, — Коджаку повышает голос, — хочешь подраться?
— Вот еще, — холодно отвечает Нойз.

Как и ожидалось, такой ответ — то, что нужно, чтобы выбесить Коджаку до предела.

— Думаешь, я для тебя недостаточно хорош? — Этот вопрос не предполагает адекватного ответа, а Коджаку ведет себя как самец, четко знающий пределы собственной территории, на которой все самки — его, куда другим самцам нет ходу.
— Знаю.
— Ах ты… — Коджаку не находит слов. В словесном поединке он куда слабее, чем в драке. Должно быть.

Он знает, что такое боль. А значит, уязвим.
Коджаку тянется за оружием, и Нойз ухмыляется довольно: вот она, новая драка. Он не слышит, как шумят зрители и потенциальные болельщики из их команд. Он видит только противника.

Нойз может представить, как они выглядят со стороны: оскалившиеся, будто дикие звери перед стычкой, заранее довольные ею, несмотря на возможные последствия, преисполненные темным азартом.
Это сродни страсти, которой Нойз не знал никогда и вряд ли узнает; его видимое спокойствие, непоколебимое упрямство — против бешеного напора, почти безумия Коджаку.

Коджаку знает то, чего Нойз никогда не узнает, Коджаку доступно даже не море чувств — океан.
Нойзу достается только холод. Он едва ли чувствует вкус еды и удовольствие от секса; его осязание притуплено так, что практически отсутствует.
На мгновение Нойз позволяет себе представить, каково это — целовать Коджаку, грубо, с силой, так, чтобы во рту оставался отчетливый металлический привкус крови.

Дальше он в мыслях зайти не успевает, потому что Коджаку бросается вперед.

Нойз все еще может представить, как они выглядят со стороны. Только вместо двух оскаленных самцов он почему-то видит мальчика в красном, за которым остается кровавый след, и ребенка с потертым плюшевым кроликом в изрезанных руках…

@темы: DRAMAtical Murder, G – PG-13, фанфикшн

---

Еще немного красивого

[Red Fir]

Разнопейринговое от 一靖

@темы: арт, DRAMAtical Murder

---

Баскетбол Йоджи.

[Laora]

Название: Баскетбол Йоджи
Автор текста:  Laora
Фотограф:  Gin-san
Эдитор:  Red Fir
Форма: фотокомикс
Канон: Sweet Pool

Пейринг/персонажи:

 Сакияма Йоджи,

 Широнума Тецуо,

 Мита Макото

Категория: джен
Рейтинг: PG-13
Размер: 9 ст.
Примечания: непрямой кроссовер с "Баскетболом Куроко"; читать на imgur

@темы: G – PG-13, прочее, Sweet Pool

---

Брачные обещания.

[Laora]

Название: Брачные обещания
Автор:  Laora
Бета:  Red Fir
Размер: миди, 4039 слов
Канон: Lamento

Пейринг/персонажи:

 Рай/

Коноэ,

 мельком

 Ликс/

Шуи,

 Асато/

Кагари,

 Кальц

Категория: слэш
Жанр: романс, юмор
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Дал слово — женись!
Примечания: постканон, ER; действие происходит после хорошей концовки Рая

— Асато женится, — сказал Коноэ.

Рай тяжело вздохнул.

— И приглашает нас прийти на брачную церемонию.

Рай вздохнул еще раз.

В сердце Коноэ было место жалости.
Рай понял это с первого же взгляда, как только увидел большие удивленно распахнутые глаза; он понял, что одному Коноэ в жестоком мире не выжить.
Убеждаться в справедливости своих догадок раз за разом становилось все сложнее. Особенно когда Коноэ начал общаться с Асато — последнего Рай не дух не переносил.

Что самое неприятное, Коноэ и с Бардо подружился, которого Рай иначе как «этим» про себя не называл. Даже после того, как Коноэ и Рай стали парой, и не только в том смысле, что санга и тоуга, Коноэ уделял другим рибика непозволительно много внимания. Рай предпочел бы не общаться ни с Асато, ни, тем более, с Бардо; Коноэ же регулярно обменивался с ними письмами и время от времени затаскивал Рая к ним в гости. Тот упирался как мог, но отказывать Коноэ не умел, а потому неизменно терпел поражение.

Повод для гостей находился всегда. Рай мало с кем общался, поэтому даже не представлял, что при желании этих поводов можно найти огромное количество. Он обычно приходил к другим рибика только в поисках работы. Или информации. И обращался с ними соответственно — ничего лишнего и личного, все строго по делу.
Оказалось, с друзьями проводят время, даже когда с работой это не связано. Коноэ по-настоящему нравилось такое времяпровождение, и у Рая язык не поворачивался отказаться от очередного визита к Бардо или Асато. Отпустить Коноэ одного он, разумеется, не мог. Мало ли что тот по дороге учудит; у Коноэ был редкий дар влипать в неприятности.

А еще — заводить новые знакомства. К нему все так и липли, привлеченные тем, что он принимал и понимал всех, завороженные его наивностью и открытостью.
Если раньше Коноэ пытался замаскировать свою открытость-уязвимость за мрачным выражением лица и оскаленными клыками, то теперь, после победы над Ликсом, совершенно расслабился, будто ему больше не угрожала никакая опасность. Он куда чаще, чем прежде, улыбался, много и охотно общался, даже с незнакомцами, а иногда — Раю не хотелось об этом думать — иногда Коноэ начинал петь. Притом в местах, где его мог услышать кто-то, кроме Рая. В густом лесу, например… мало ли кто там бродит. Надежнее петь песню там, где может услышать только твой тоуга — например, в звукоизолированной комнате.

Рай решительно не хотел, чтобы кто-то еще слышал песню Коноэ. Будь его воля, он бы запер Коноэ в пещере, как дракон прячет свое сокровище, замуровал бы и никуда не отпускал.
Но Коноэ такой произвол, ясное дело, не устроил бы. А Рай, несмотря на то, что многие полагали его грубым, особенно Асато, вечно отчитывающий за недостаточно почтительное обращение к Коноэ, не мог устоять перед желаниями своего санга.

Так было всегда, даже в прошлом, когда они еще не стали парой. Открытость Коноэ привлекла Рая так же, как и всех, просто, в отличие от других, Раю хватило эгоизма, чтобы не отпускать Коноэ.
Конечно, откажись тот с ним общаться, — Рай не стал бы настаивать. «Укуси меня, если не хочешь», — сказал он во время их первого поцелуя, который произошел совсем не из-за купленного Коноэ по случайности афродизиака.

Коноэ укусил, но далеко не сразу; Коноэ мог бы отказаться.
Он не сделал этого. Рай долго не верил, что Коноэ согласился быть с ним не потому, что просто не нашел никого другого. Претендентов на благосклонность и дружбу Коноэ было достаточно; тот же Асато или, Рибика упаси, Бардо.
Оба они были выгодными партнерами: Асато, как выяснилось, имел немалое влияние в своей деревне, Кире, и теперь вроде бы даже собирался стать вождем. У Бардо же была собственная гостиница в Рансене, столице Шисы; и Асато, и Бардо были с Коноэ неизменно вежливы, в отличие от Рая, и рисковали ради него не меньшим, чем сам Рай.

Рай был готов в любой момент отступить в сторону; общение с другими оставалось для него проблемой. Он привязался к Коноэ слишком быстро и чувствовал себя от этого уязвимым; «я хочу, но не хочу» — эта позиция стала для него спасением.

Ненадолго.

Потому что «хочу» было сильнее частицы «не».

Рай до сих пор не знал, почему Коноэ предпочел остаться с ним, мрачным, неуживчивым и необщительным. Да еще и безумным, вдобавок ко всему. Даже после исчезновения Ликса безумие Рая никуда не делось; оно преследовало его, пускай проявлялось реже. Несколько раз с тех пор он впадал, как раньше, в кровавую ярость, готовый крушить и убивать, и только крепкая затрещина от Коноэ или его требовательный голос могли заставить очнуться.

Коноэ стал для Рая сдерживающей силой, предохранителем; санга.
Второй половинкой.

Раньше Рай не задумывался, почему считается, что санга и тоуга — идеальные брачные партнеры, даже если они оба мужчины и детей у них быть не может. Он понял позже: только с Коноэ Рай мог почувствовать себя одним целым. Способности санга и тоуга были тому причиной или что-то еще — Рай не знал. Зато он знал, что без Коноэ уже не сможет.

Он до сих пор не потерял себя только благодаря их связи — лишь она позволяла Коноэ вытаскивать Рая раз за разом из пучины безумия. Даже в состоянии кровавой ярости Рай мог слышать голос Коноэ; этот голос был важнее всего, что сам Рай собирался делать, важнее его желаний, инстинктов и разума, важнее его собственной жизни.
Так проявлялась связь санга и тоуга; именно благодаря этой связи в бою они были неуязвимы. Рай был неуязвим; они с Коноэ защищали друг друга, Рай — физически, Коноэ — морально.

Иногда Рай чувствовал себя личным телохранителем Коноэ. Рибика, с удовольствием общавшиеся с Коноэ, на Рая косились с опаской, и он их не винил. Привык уже, за столько-то лет. Внешность у него была не самая располагающая — один глаз, взъерошенный белый хвост… сразу видно, что жизнь его изрядно потрепала. От таких обычно ничего хорошего не жди.
Коноэ в подобных случаях брал Рая за руку или пробирался хвостом под плащ, чтобы найти там хвост самого Рая и обвить свой, кривой, вокруг его. Это было похоже на успокоительный жест, и Рай действительно успокаивался, как маленький ребенок.

Он возвращал Коноэ заботу стократно, стоило им остаться наедине, зубами стаскивая с него одежду, вылизывая его тело от ушей до пальцев ног, избавляя Коноэ от чужих запахов, оставляя на нем только один, кроме солоноватого аромата его кожи, — свой собственный.

Рай не привык ни о ком заботиться, но Коноэ был исключением.
Коноэ позаботился о нем первым — единственный за много лет. При первой же встрече вместо того, чтобы бежать, получив неожиданную поддержку, Коноэ порывался броситься в драку вместе с Раем, тем более что противник у них был один.
К счастью, он послушался, когда Рай велел не путаться у него под ногами; но неважно, насколько ценной была бы помощь Коноэ. Важнее было само намерение помочь. Такого Рай не видел уже очень, очень давно.

Коноэ был слишком добрым для окружавшего его жестокого мира.
Так Рай думал до того, как Ликс прекратил существование — после этого Коноэ стал значительно тверже, чем раньше.

Его слова оставались по-прежнему мягкими, он улыбался куда чаще, чем прежде, и даже позволял себе петь, но стержень, который был в нем и раньше, никуда не исчез: Коноэ делал все только потому, что сам так хотел. Его нельзя было обмануть или заставить; и противиться ему было совершенно невозможно. Ему, единственному, Рай никогда не мог возразить. В этом он был не одинок. Никто из многочисленных знакомых Коноэ не спешил избавиться от общества Рая; Коноэ настаивал на том, что Рай — свой, Рай — с ним, и принцип «любишь меня — люби и мое прирученное животное» оправдывал себя и здесь. С другой стороны, Рай тоже не спешил осуждать знакомых Коноэ, хотя у него на то были достаточно веские основания.

— На ком это он собрался жениться?
— Не знаю, в письме об этом не сказано.
— Надеюсь, не на тебе, — предположил Рай хмуро.

Лицо Коноэ приняло подозрительно задумчивое выражение. Рай насупился:
— Что?
— Я вот подумал, — сказал Коноэ медленно, — мы с тобой уже два года вместе, но…
— Заткнись.

Коноэ посмотрел на Рая без обиды, но с неодобрением. Рай ощерился:
— Так на ком этот твой раб жениться собрался?
— Он не раб. Думаю, на девушке, — предположил Коноэ не очень уверенно. — Придем в Киру — узнаем точнее.
— О таких вещах принято писать, — прищурился Рай. — Обычно приглашение на свадьбу составляют вместе.
— Ты что-то об этом знаешь? — заинтересовался Коноэ.
— Этот, — вспоминать о Бардо было неприятно, но что поделаешь, он до сих пор оставался важной частью жизни Рая, и отказываться от этой части, как Рай постепенно понимал, было верхом глупости, — его часто приглашали на свадьбы. Знакомые… хорошие и не очень. Его бывшие женщины…
— Ты не хочешь обмениваться брачными обещаниями, потому что тебе неприятно об этом вспоминать?

Рай коротко зашипел.

— Мои родители обменялись обещаниями. Ни к чему хорошему это не привело. Лучше просто жить вместе… пока хочется. Ничего не обещать друг другу.
— Ничего не обещать?.. Рай, два года назад мы не знали, выживем ли. Тогда еще был жив Ликс, он собирался погубить не только нас, а всю Шису. Потом, у нас не самая безопасная работа. Никогда не угадаешь, что может случиться. Кроме того, у тебя были приступы ярости. Тогда мы не знали, сумеем ли с ними совладать. Конечно, мы не могли ничего обещать друг другу. Но сейчас, когда все более-менее стало на свои места, увиливать от обещаний, как я считаю, просто глупо.

Рай клацнул зубами. Ему было нечего сказать.

— От ответственности бегут только слабаки. Ты — не слабак, Рай. Ты научил меня, как не быть слабаком.

Рай прикрыл глаз; в том, что он — не слабак, он был далеко не уверен.
Если так подумать, всю свою жизнь он бежал от отношений с другими рибика, опасаясь, что его оттолкнут. Предадут. И ему станет незачем жить.
Кровавая ярость была спасением. Впадая в это состояние, Рай мог не думать о том, что ему суждено прожить жизнь в одиночестве. Так было проще.
Родители Рая были с ним жестоки. Они били его, а потом умерли, оставив лишь незаживающие раны в его сердце.
Бардо был еще более жесток. Он не наказывал Рая физически; он уничтожил его морально.

Бардо, охотник за наградами, учил Рая драться. Он не сразу понял, что Рай при виде крови впадает в бешенство, зато сразу распознал его талант. С каждым годом Рай дрался все лучше — и все чаще терял себя, приходя в сознание все медленнее. В итоге Бардо решил вызвать демона, чтобы тот помог ему стать сильнее… а зачем — Рай до сих пор очень туманно представлял. Может, Бардо позавидовал кровавой ярости Рая и захотел превзойти его. Может, испугался за свою жизнь.

В любом случае, это было предательством.
С тех пор Рай опасался к кому-либо привязываться. В то время как Коноэ охотно шел на контакт, Рай сторонился всех, кроме самого Коноэ и, честно сказать, до сих пор не знал, чем он заслужил такой подарок судьбы, как его санга.

— Если не давать обещания, всегда будет соблазн их нарушить, — продолжил Коноэ. — Понимаешь, Рай… по сути, если мы обменяемся брачными обетами, ничего не изменится. Не знаю, на ком женится Асато, но это наверняка будет пышная церемония. Вон, даже нас пригласили. Мы с тобой не можем себе ничего такого позволить, да и не хотим. Кроме того, мы и так уже связаны обещанием: я сказал, что буду только твоим санга и ничьим больше. Но это — не то обещание. Оно не делает нас парой, просто партнерами. Раньше в наших отношениях не было определенности, мы думали только о том, как бы дожить до завтра. Сейчас все изменилось. И я не хочу оставаться для тебя только санга. Я уверен, что мое желание быть с тобой никогда не изменится. Если ты не хочешь давать мне общение, получается, ты — не уверен.

Рай мотнул головой; волосы рассыпались по плечам.

— Ты — глупый кот. Сколько тебе лет, дурачье?
— Ты знаешь.
— Двадцать. В таком возрасте часто дают обещания любить всю жизнь. А потом бросают, заметив первую же симпатичную мордашку. Ты — отличный санга, Коноэ. Практически гениальный, — говорить это было непросто, Рай не привык сыпать комплиментами, но Коноэ хотел от него откровенности. А Рай не умел отказывать Коноэ. — Возможно, ты, как и твой отец, станешь Верховным Санга Рансена когда-нибудь. В таком случае тебе понадобятся наследники. Тебе придется жениться, как и ему. А я не собираюсь подражать Ликсу и кричать после этого о предательстве. Если такое случится, я просто тебя отпущу. Мы не связаны никакими обещаниями.

Кажется, так долго он говорил в первый раз за несколько лет… после того рассказа о своей семье в гостинице Бардо, когда Коноэ поцеловал его первым, чтобы отвлечь от воспоминаний о крови и горечи.

— Ликс не считал моего отца предателем, — мягко возразил Коноэ. — Ликсу нравилась моя мать.

Рай посмотрел на него недоверчиво.

— Так же, как и мой отец, — продолжил Коноэ. — И так же, как он, она была не против принять Ликса… в нашу семью. Не все… определяется единоличным обладанием. Есть любовь, которая…
— Ты хочешь, чтобы я делил тебя с какой-то женщиной? — Рай шагнул вперед, заставляя Коноэ отступить; тот уткнулся спиной в стену. Бежать было некуда, и Рай с размаху приложил об эту стену кулаком. — Или с Асато? На ком он там все-таки женится? Ты так кстати заговорил об обмене брачными обещаниями; возможно, ты думаешь, что, раз у нас не может быть детей, мы обменяемся обещаниями втроем? Или вчетвером?
— Рай, — в голосе Коноэ звучало предупреждение; он обнажил клыки и низко зарычал, но Рай не обратил внимания.
— Я о чем-то не знаю? Ты был слишком опытным, когда отсасывал мне в первый раз; может, ты все же пробовал раньше с кем-то? Например, с Асато? Может, твои путешествия в Киру…
— Рай! — рявкнул Коноэ. — Я люблю тебя, но еще слово, и ты получишь по морде.

Эта угроза, не вполне серьезная, не испугала бы Рая; в голосе Коноэ слышались опасные нотки. Впервые они зазвучали в этом голосе после исчезновения Ликса; но даже не то, как были произнесены слова, подействовало на Рая.
Первая половина фразы Коноэ могла заставить Рая горы свернуть или превратиться в послушного котенка; это «Я люблю тебя».

Ни до, ни после Рай не слышал от Коноэ таких слов. Ни разу за эти два года с лишним.
Раньше они боялись обмениваться громкими словами: мир был слишком непостоянным местом, оба они могли умереть, оба были замкнуты и не желали распространяться о своих чувствах.
Но Коноэ с тех пор сильно изменился. Он нашел в себе силы открыться миру, он больше не был замкнут.
Должно быть, повзрослел.

В некотором смысле он был куда старше самого Рая.

— Я точно знаю, что чувствовал Ликс к моему отцу. Во мне — эмоции Ликса, — Коноэ прижал руку к груди, — то, что осталось от его личности. Некоторые его воспоминания. Ликс любил моего отца. Любил мою мать. Но не так, как мы с тобой любим друг друга. Мы с тобой — разные. Мы — санга и тоуга. Мой отец и Ликс были похожи. Они оба «пели», оба были санга. Между ними не могло возникнуть… того, что между мной и тобой. Это было что-то другое, больше, чем дружба или даже любовь. Две половинки одного целого… не знаю, как сказать точнее. Они никогда не ревновали друг друга. Ликс впал в ярость не потому, что мой отец женился, он знал об этом и благословил его. Ликс не мог простить, что отец оставил его одного. Это было все равно что потерять собственную руку или ногу, часть себя, невыносимая боль. Боль пожирала Ликса каждый день, он едва мог дышать и хотел, чтобы эту боль почувствовали все. Ему казалось несправедливым, что только он чувствует потерю. Все должны были сожалеть о моем отце, весь мир; Ликс отчасти повредился в уме. Не знаю, зачем он передал мне, еще нерожденному, свои эмоции. Сам Ликс полагал, что тем самым защищает себя от воздействия чувств, которые его медленно убивали, но я думаю, дело было кое в чем еще. Ликс пытался защитить то, что было в нем лучшего. Избавиться от боли значит потерять контроль над собой, как под воздействием сильного наркотика. Ликс решился на этот шаг… чтобы у меня был шанс. Чтобы шанс был у мира. Не будь во мне части Ликса, мы с тобой не сумели бы его остановить.
— Ты, — поправил Рай, — ты его остановил.

У самого Рая в это время была другая задача: он боролся с собственным демоном.
И, благодаря мыслям о Коноэ, сумел этого демона победить.

— Только потому, что Ликс не смог отпустить моего отца.

Рай приподнял брови:
— Что?..
— Я часто видел отца, хотя он уже был мертв. Иногда он приходил в нашу деревню как бродячий менестрель и пел на главной площади. Никто его не узнавал, все просто слушали пение. Слушал и я. Я не решался с ним заговорить, да и он не стремился с кем-либо общаться. Он всегда молчал. Возможно, потому, что мертвые редко говорят. Они могут только петь. От отца я узнал свои первые песни.
А еще… было много случаев. Как-то раз в детстве я пошел в лес один. Мать запрещала мне ходить одному, но она как раз отлучилась к подруге в гости; я воспользовался этим, чтобы сбежать. Я шел и шел, срывал орехи… Потом мой путь кто-то преградил. Это был он, бродячий менестрель в капюшоне. Я сразу узнал его и очень удивился. Я не знал, что он делает в лесу, и спросил об этом. Он, как обычно, ничего не ответил, только молча покачал головой. Я попытался обойти его, но он мне этого не позволил. Он настаивал на том, чтобы я вернулся в деревню. Это было ясно и без слов. В конце концов я последовал совету.
На следующий день в том месте, куда я не пошел, нашли первый участок, зараженный Пустотой. Если бы я прошел чуть дальше — трава и ветви разрезали бы меня на части. Он знал об этом, мой отец. Он меня уберег и спасал так еще несколько раз. Например, однажды показал мне, где обрыв, и я не сорвался… Он здорово выручал меня во время истории с Ликсом. Он, в конце концов, спас нас обоих.

Насчет этого у Рая не было возражений.

— Знаешь, почему он мог появляться всюду и помогать нам? Потому что Ликс не хотел его отпускать. Даже лишившись эмоций, Ликс тратил на мысли о моем отце огромное количество времени — и призвал его назад, пускай в виде призрака. Отец при жизни был сильным санга, поэтому ему удалось обрести свободную волю. Но вернулся он только благодаря Ликсу. Потому что тот не смог его отпустить. А ты говоришь, — Коноэ нахмурился, — будто сможешь отпустить меня. Ты хочешь от меня избавиться?
— Делай что хочешь.
— Это не ответ, Рай. Ты говоришь о каком-то будущем и о том, что мои чувства со временем могут измениться. Но это я раз за разом добиваюсь от тебя ответа, а ты мнешься, будто старая дева, и чем дальше, тем больше я подозреваю, что не так уж тебе нужен.
— Коноэ.

Коноэ поднял глаза: Рай нечасто называл его по имени.

— Я не смогу без тебя жить, — коротко признался Рай. — Этого достаточно?
— Для начала, — Коноэ благосклонно кивнул.
— Я ничего не могу обещать…
— Ты можешь. Ты боишься. Не хочешь брать на себя ответственность, — Коноэ прищурился. — Ты же так мне и сказал, когда я купил по случайности афродизиак, помнишь? «Тебе придется принять на себя ответственность». Ты лукавил. Афродизиак на тебя не подействовал. Ты мог не целовать меня тогда, и ничего бы не было. Нас, — Коноэ развел руки в стороны, — нас бы не было, Рай. Но ты поцеловал меня. А я принял на себя ответственность. Теперь я жду того же от тебя. Иначе это — чувства в одну сторону. Ты упоминал моих отца и Ликса; так вот, между ними не было ничего подобного. Ликс знал, на что идет, когда связывал с моим отцом судьбу. Он не мог предвидеть одного: потери. Он был слишком молод, чтобы об этом задумываться, и недостаточно хорошо знал других рибика. Мы с тобой не такие.
— Ты моложе, чем был Ликс.
— Нет. Я — его ровесник. Я помню многое из того, что помнит он. И я точно знаю…
— Какой смысл, — перебил Рай, — давать обещание, если не знаешь, сможешь ли его выполнить? Если в любой момент можешь потерять себя? Мы не вечны.

Коноэ вскинул голову, глядя Раю в глаза:
— Да, мы не вечны, Рай. Именно поэтому мы даем обещания. Это — единственное, что гарантирует: от нас что-то да останется. Хочешь узнать, что я буду делать, если ты умрешь?

Рай ничего не сказал.

— Ты сказал, что не сможешь жить без меня. Так вот, я без тебя — смогу. Я перестану быть санга, — Коноэ улыбнулся уголками губ, грустно, но непреклонно. — Нет смысла петь, если рядом нет тебя. Но я буду жить дальше. Я не стану искать смерти. Этот мир такой огромный, Рай… Ты показал его мне. Я буду жить за нас обоих. Буду идти вперед, что бы ни случилось. Я никогда не остановлюсь… ни на мгновение. До самого конца. Потому что ты останешься со мной. Потому что я буду точно знать: когда-нибудь мы встретимся… по ту сторону лун, быть может. Если ты принесешь мне брачное обещание, Рай, я потребую от тебя того же. Что бы ни случилось со мной, ты должен идти дальше. Если кто-то из нас потеряет другого, это не будет предательством. Мы все равно останемся вместе. Мы не будем бежать от боли; мы переживем ее, оставив в себе — как и все самые лучшие чувства. Мы оба будем помнить, что бы ни случилось… что любим не только друг друга. Любовь к кому-то одному означает любовь ко всему миру. Это останется с нами всегда, любовь, — Коноэ продолжал смотреть Раю в глаза, — ты готов принести мне брачное обещание?

Рай не знал, что ответить.
Раньше он думал, что брачное обещание — цепи, призванные связать насильно, удержать. Он никогда не стал бы удерживать Коноэ и полагал, что оснований сомневаться в его чувствах у Коноэ нет. Рай слишком редко к кому-то привязывался, чтобы потом легко избавляться от привязанностей. Он до сих пор не мог забыть ни родителей, ни Бардо; эти потери оставались с ним.
Коноэ открыл ему глаза, Коноэ показал, что потерь не существует. Все, что разрушено, может быть отстроено снова, даже луна, если на то есть желание.

Коноэ не собирался привязывать Рая к себе.
Коноэ хотел доказать, что сам всегда останется с Раем — что бы ни случилось. А поэтому нет нужды бояться потерять его. И ревновать нет нужды тоже.
Он был куда решительнее, чем сам Рай, не особенно молодой уже кот, лишившийся большей части иллюзий.

— Я не знаю, как приносить обещания.
— Мы узнаем, — Коноэ помахал листком с приглашением, — я, если честно, тоже без понятия.
— Глупый кот, — не сдержался Рай.

Коноэ виновато пожал плечами.

***

— По-моему, она на тебя похожа, — шепотом пробормотал Коноэ.

Рай страдальчески скривился.

Кошка, на которой женился Асато, обладала белыми волосами, убранными в высокий хвост и заплетенными во множество замысловатых косичек. Уши и хвост у нее тоже были белыми. И пушистыми, как у Рая.

— Теперь я припоминаю, — Коноэ глазел на спокойную невесту, которая явно была старше счастливого жениха, — вы с Асато всегда спорили, чуть до драки не доходило… Я знаю, почему.

Рай фыркнул. Что Коноэ может знать: ему прямо скажешь — и то не дойдет.

— Ты ему нравился, — похоронным голосом продолжил Коноэ, — любимую напоминал. Или она ему тебя напомнила… Вот почему он так грустно сказал мне, что теперь мы с тобой — пара, перед тем, как исчезнуть. А я-то, дурень, ничего не понял…
— Ты и вправду ничего не понял, — от перспективы, что он мог нравиться Асато, Рая чуть приступ смеха не обуял. Распушив хвост в знак протеста, Рай добавил: — Он был твоим рабом. Но вел себя для раба слишком смело. Позволял себе лишнее… тыкался носом в твое плечо.
— Ты тоже, — напомнил Коноэ.
— Я — потом, — отмахнулся Рай. — И вообще… это ты меня заставил.
— Так значит, я еще и виноват?
— Эй, вы, — за спинами у них прозвучал подозрительно знакомый печальный голос, — можно потише? Асато не каждый день женится… Ах, он стал совсем взрослым.

Коноэ похолодел:
— Только не говори мне…
— Да, — согласился Рай, положив ладонь на рукоять меча. — Это демон.

Коноэ обернулся к демону, облаченному в черное и синее — в нем без проблем опознавался Кальц, всегда печальный и за печаль же ответственный.

— Извините… — прошептал Коноэ. — Вы не знаете, как обмениваются брачными обещаниями?

Лицо демона приняло задумчивое выражение.

— Мы с матерью Асато…
— Погоди, — перебил демона Рай. — Какое отношение ты имеешь к Асато?

Демон, кажется, обиделся.

— Как же… Я — его…
— Так я и знал, — на этот раз Кальца прервал Коноэ, — ты его ревнуешь.
— Кого? — Рай даже рот приоткрыл от неожиданности.
— Асато! А говорил, что это меня к нему ревнуешь… Вот почему ты не хотел ехать на его свадьбу!

Вся рассудительность Коноэ и слова о ненужной ревности испарились, будто по волшебству. Сейчас Коноэ выглядел как очень глупый и очень недовольный кот. Так и хотелось взять его за шкирку, чтобы встряхнуть хорошенько.

— Коноэ, — сказал Рай назидательно, — я люблю тебя, но сейчас ты несешь жуткую чушь. Помолчи, будь так добр.

Коноэ уставился на Рая в совершеннейшем изумлении.

— А сейчас, — Рай повернулся к демону, — как там обмениваются брачными обещаниями?.. — Демон замешкался с ответом, поэтому Рай схватил Коноэ за руку и, недолго думая, потащил его к Асато и кошке с белыми волосами.

Они-то уж точно должны были знать.

Конечно, Рай предпочел бы не устраивать из собственной свадьбы пышную церемонию, тем более, совмещенную с еще чьим-то бракосочетанием, но ждать больше не мог.
Он окончательно убедился, что идея обменяться брачными обещаниями была не так уж плоха.

@темы: G – PG-13, Lamento, фанфикшн

---

Любовь вечная.

[Laora]

Подбор треков Laora, Rai Lamento; обложка Red Fir.

Название: Любовь вечная
Форма: фанмикс
Канон: Lamento
Пейринг/Персонажи: Кагари, Мана, Кая, Мэй
Категория: джен
Рейтинг: PG-13
Размер: 8 песен
Продолжительность и вес: 36:24 мин, 54,6 Мб, ссылка на скачивание

@темы: фанмиксы, G – PG-13, Lamento

---

Ирэдзуми.

[Laora]

Название: Ирэдзуми
Автор:  Laora
Бета:  Red Fir
Размер: драббл, 601 слово
Канон: DRAMAtical Murder

Пейринг/персонажи:

 Коджаку/

Мизуки

Категория: слэш
Жанр: повседневность
Рейтинг: R
Краткое содержание: Как Коджаку и Мизуки татуировками мерились.

— Не только там, — брякает Коджаку развязно; все дело в лишней самокрутке, раскуренной на двоих. Не накурись они так, отмечая гипотетический день рождения, Мизуки в голову не пришлось бы спрашивать Коджаку о его татуировках.
Клиентки «Черной иглы» недавно восхищались, говорили о «такой же татуировке, как у Коджаку-сана».
О том, что с происхождением татуировок Коджаку не все было чисто, Мизуки подозревал давно. Слова клиенток это только подтвердили.

— Не только на спине, а где еще? — охотно уточняет Мизуки. — На члене?

Коджаку вместо ответа длинно затягивается. Мизуки уже успевает забыть, о чем спрашивал, да и звуки, доносящиеся с улицы, отвлекают, кажутся слишком громкими, когда Коджаку все-таки отвечает:
— Показать?
— Покажи, — послушно соглашается Мизуки. Ему до сих пор не слишком верится в то, что на спине у Коджаку есть татуировка. Было бы слишком старомодно, кто теперь их носит, даже якудза не…

Вместо того, чтобы избавляться от кимоно, Коджаку зачем-то снимает штаны. Неужели и правда на члене, думает Мизуки чуть заторможенно, а Коджаку хлопает себя по лбу:
— Промахнулся.

Мизуки не может сдержаться; он начинает ржать. Остановиться совершенно невозможно; какое-то время Коджаку смотрит на него, будто в раздумьях, потом тоже смеется.
В итоге он раздевается полностью, чтобы уж точно не снять не то, не промахнуться снова. Так надежнее, объясняет Коджаку, и Мизуки с ним полностью согласен.
У Коджаку и впрямь есть татуировка на спине — ирэдзуми.

— Ты поэтому так не любишь якудза? — спрашивает Мизуки, проводя по ней пальцем.

Коджаку передергивает плечами:
— А?
— Потому что сам был с ними связан, — не нужно бы этого говорить, но они выкурили слишком много, и остановиться уже нельзя.

Вместо ответа Коджаку поворачивается к Мизуки лицом:
— Не смей.

Это предупреждение, и Мизуки ему внимает.
Кажется, он только что увидел не предназначавшееся его взгляду; ничего не поделаешь.

Мизуки делает шаг назад:
— Мне тоже раздеться? Мы не в равном положении.

Коджаку, подумав, кивает:
— Справедливо.

От тени, набежавшей было на его лицо, не остается и следа; Мизуки раздевается совсем не так быстро, как Коджаку, — нет соответствующих навыков. Он прыгает некоторое время на одной ноге, выпутываясь из штанов, а Коджаку наблюдает за ним внимательным взглядом красных глаз.
Когда Мизуки поворачивается к нему, демонстрируя свои татуировки, у Коджаку стоит.

Не стоило столько курить, думает Мизуки, подходя на шаг ближе. И еще.
Да, и разглядывать татуировки определенно не стоило; Коджаку смотрит на Мизуки, представляя на его месте кого-то еще.
Мизуки не особенно волнует, кого именно.

Такую ирэдзуми не набивают на спине рядового якудза. Мизуки достаточно разбирается в татуировках; глава клана, не меньше.
Коджаку должен быть главой клана.
Вместо этого он живет в Кьюджуминке на острове Мидориджима, возглавляет Риб-команду, сотрудничает с полицией, а якудза ненавидит.

— Эй, — говорит Коджаку, указывая на член самого Мизуки, — похоже, тебе очень нравятся татуировки.

Мизуки сгибается пополам от хохота.
Все еще смеясь, они протягивают руки — одновременно.
Чужое прикосновение ощущается смазанным; в то же время чувства ярче, чем обычно. По телу проходит дрожь, и дрожь эта приятна, с удивлением понимает Мизуки, на пробу проводя по члену Коджаку ладонью. Все правильно. Так все и должно быть.

— А тебе что нравится? — спрашивает Мизуки. У него сбилось дыхание.

У Коджаку — тоже, но это не так заметно. У Коджаку было больше практики.

— Или — кто? Татуировщики? — бросает Мизуки наугад.

Рука Коджаку на миг замирает, потом продолжает плавные возвратно-поступательные движения:
— Я тебя поимею.
— Бросим жребий, кто кого, — предлагает Мизуки, — «камень-ножницы-бумага».

Коджаку опять смеется, и кончают они практически одновременно, все так же смеясь.

…— Башка трещит, — сообщает Коджаку на следующий день. — Мизуки, ты не помнишь, чем мы вчера занимались?
— Скурили мой годовой запас, — отзывается тот мрачно. — А потом хвалились друг перед другом татуировками.
— М-м, — протягивает Коджаку задумчиво.

Уже на выходе из «Черной иглы» он добавляет:
— А в «камень-ножницы-бумагу» в следующий раз непременно скинемся.

Мизуки не имеет ничего против.

@темы: DRAMAtical Murder, R – NC-21, фанфикшн

---

Сентиментальность.

[Laora]

Название: Сентиментальность
Автор:  Laora
Форма: клип
Канон: DRAMAtical Murder
Пейринг/Персонажи: Коджаку/Аоба, Рюхо
Категория: слэш
Исходники: аниме DRAMAtical Murder; Kunihiko Ryo - Shuurai... Rensa
Продолжительность и вес: 120 МБ; 02:02 мин.
Рейтинг: R
Предупреждения: смерть персонажа; рейтинг за кровь

@темы: клипы, DRAMAtical Murder, R – NC-21

---

[Laora]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

[Red Fir]

Автор 有村,
и красоты у нее оч много

+4

@темы: арт, DRAMAtical Murder

---

В больнице.

[Laora]

Название: В больнице
Автор:  Laora
Бета:  Red Fir
Размер: драббл, 962 слова
Канон: Sweet Pool

Пейринг/персонажи:

 Мита Макото/

Окинага Зенья

Категория: слэш
Жанр: PWP
Рейтинг: R
Краткое содержание: Зенья навещает Макото в больнице.

Навестить Макото приходит половина класса. Неудивительно, при количестве его знакомств; даже странно, что после неудавшейся попытки самоубийства они до сих пор хотят с ним общаться. Люди, которых он едва помнил, которым дарил улыбки и хорошие слова направо и налево, не раздумывая, не ожидая ничего взамен.
Человек, которого Макото и впрямь хотел бы увидеть, о котором, единственном, заботился целенаправленно, не придет.
Не после того, как Макото приставил нож для резки бумаги ему к горлу.

Макото сам не знает, о чем думал, когда угрожал Йоджи. Ревность, жгучая, немыслимая, чуть не свела его с ума. Он до сих пор не понимает, в чем было дело. Он ведь не такой… ему не нравятся парни.
Только Йоджи.

Одноклассники приносят Макото апельсины. Здесь есть и люди из баскетбольной команды, которую он оставил; они перешучиваются: «Вот, без нас уже и белый свет не мил» и совершенно его не жалеют.
Они прощают ему невероятную глупость, которую он допустил; а потом, под вечер, когда Макото сидит, просветленный после их визита, на больничной кровати, к нему приходит еще один посетитель. Крайне неожиданный.

— Время посещений закончилось, Окинага, — обалдело говорит Макото. Наверное, следует позвать медсестру, но Макото почему-то медлит, а Зенья смотрит на него, чуть прищурившись:
— А я не к тебе, Мако-тян. Мне просто ночевать негде.
— Ночевать?..
— Ага. Мы с отцом поругались, — Зенья проходит в палату. — Видеть больше не хочу ни его, ни Китани. К Йо-тяну я пойти не могу, он меня боится почему-то… Остаешься только ты.
— Почему я?!
— Ну, больше я никого не знаю. Поэтому переночую здесь.
— Ну уж нет! — возмущается Макото. — Кровать тут всего одна.
— Ага, — Зенья кивает. — Двигайся.

Конечно, стоит его прогнать. Это полнейшая антисанитария, да и вообще…

Макото двигается.

Какое-то время они просто сидят на кровати и молчат. На улице успевает стемнеть; они не включают свет — больным давно пора спать.
Макото не чувствует себя таким уж больным, но вот в здравии Зеньи, доедающего его апельсины, не уверен. Особенно в душевном.

— Мако-тян, — тянет Зенья, словно прочитав его мысли, — знаешь, говорят, хороший секс помогает быстро выздороветь.
— Чего? — Макото собственным ушам не верит.
— Перепихон, — уточняет Зенья. — Трах. Сношение. Совокупление…

Макото невероятно интересно, откуда тот знает столько синонимов. В словарь, что ли, заглядывал?

— …обычно с целью продолжения рода, — продолжает Зенья. — Но в нашем случае это невозможно, — в его голосе сквозит печаль. — Деток у нас не будет, да. Лежи смирно, Мако-тян.

Макото приоткрывает рот, чтобы возмутиться; Зенья пользуется этим, чтобы запихнуть ему в рот какую-то тряпку. Похоже, он отлично видит в темноте.
Тряпка с вероятностью в девяносто процентов оказывается носовым платком, притом достаточно чистым; ну и бред, думает Макото. Не так давно он собирался… изнасиловать Йоджи? Да, именно так.

Теперь Зенья намерен сделать то же самое с ним.

Мысль, что это — неизбежная расплата, приводит к полнейшему отсутствию сопротивления. Макото лежит и не дергается — ни когда Зенья стягивает его руки собственным ремнем, не очень туго, но так, чтобы пошевелиться было трудно; ни когда шуршит тканью в темноте, судя по всему, раздеваясь.
Ни когда раздевает Макото.

Меньше всего это, по сути, похоже на изнасилование. По неизвестной ему причине Макото воспринимает происходящее как должное, даже, пожалуй, с предвкушением.

— Мако-тян, ты такой твердый, — в голосе Зеньи — неприкрытое восхищение. — Хороший мальчик. Тоже хочешь побыстрее выздороветь?.. Мне нужно, чтобы ты был еще тверже.

Болтовня Зеньи раздражает; Макото морщится и мычит сквозь платок что-то неразборчивое. Да когда же Зенья, наконец, заткнется и приступит к делу… это его бы кляпом снабдить. А что, хорошая мысль, нужно будет учесть на будущее.
Какое-такое будущее, мысленно сокрушается Макото. Его тут насиловать, вообще-то, собираются, а он размечтался. Еще и думал «не такой я, не такой, это только для Йоджи»… Не такой, как же.

Член Макото подтягивается к животу от нескольких умелых движений; Макото прикрывает глаза и расслабляется…

Рано.

— Мако-тян мог бы быть и поменьше, — в голосе Зеньи звучит неприкрытое осуждение. — Если у меня пойдет кровь, я штаны запачкаю. Китани ругаться будет…
— Мгфр, — сообщает Макото изумленно.
— Хотя вряд ли Мако-тян меня порвет, — добавляет Зенья. — А просто так у меня кровь не пойдет, это только у Йо-тяна… ох.

Он, наконец-то, затыкается, одной рукой направляя член Макото в теплое, тугое и гладкое.
Макото не сразу понимает, что это задница Зеньи. Притом чем-то смазанная. Не то масло, не то крем… что-то из ассортимента секс-шопа. Кошмар. Макото распахивает глаза, но толком ничего не видит: только неясные очертания. При должной фантазии можно представить на месте Зеньи девушку, например, очаровательную медсестричку, которой вздумалось взгромоздиться на его член сверху. Без сомнений, чтобы улучшить состояние пациента.

Представив Зенью в халате медсестры, Макото пропускает момент, когда погружается в тело Зеньи практически полностью; тот хрипит и стонет от натуги, а потом удовлетворенно сообщает:
— Вошел.

Макото это уже понял; он сжимает зубы на платке, давится им, и это далеко не самое приятное ощущение.
Но теперь даже оно превращается в источник наслаждения; волны тепла, распространяющиеся от паха, захлестывают с головой, и меньше всего это похоже на насилие.

Зенья начинает двигаться.
Сперва это дается ему с трудом, он пыхтит и бормочет что-то себе под нос, потом приглушенно вскрикивает — и сразу же зажимает себе рот ладонью.

— Мако-тян, — голос Зеньи звучит совсем неразборчиво, но Макото все же узнает собственное имя.

Он толкается бедрами вверх, инстинктивно желая получить больше, и Зенья вздрагивает всем телом, продолжает двигаться; Макото едва сдерживается, чтобы не толкаться в него снова. Это, должно быть, больно…
Чертов платок мешается по-прежнему, в голове становится пусто, как в тарелке после сытного обеда; Макото тянется к Зенье связанными руками, практически вслепую, натыкается ладонями на обнаженную грудь и, не в силах сдержаться, бурно кончает — внутрь.

Зенья дотягивается рукой до его лица, вытаскивает проклятый платок — Макото едва сдерживается, чтобы не прикусить его пальцы, — и только потом кончает сам. В платок, судя по влажной ткани, на мгновение мазнувшей Макото по животу.

…— Зачем ты это сделал? — спрашивает Макото ближе к утру.
— Мако-тян казался очень одиноким, — отзывается Зенья беззаботно. — А теперь никто из нас не будет одиноким. Кстати, в следующий раз мы меняемся местами.

Макото не находится с ответом.

@темы: R – NC-21, фанфикшн, Sweet Pool

---

Синяя бабочка.

[Laora]

Название: Синяя бабочка
Автор:  Laora
Бета:  Red Fir
Размер: драббл, 130 слов
Канон: DRAMAtical Murder

Пейринг/персонажи:

 Найн/

Харука

Категория: гет
Жанр: бытовая зарисовка
Рейтинг: G
Краткое содержание: Один летний день.

— Какая красивая, — сказала Харука тихо, чтобы не спугнуть.

Был жаркий летний день; они с Найном сидели посреди поля, под навесом, и наслаждались ничегонеделанием.
Похоже, их расслабленное состояние пришлось по нраву пролетавшей мимо бабочке, синей с черным, очень красивой. Она устроилась у Харуки на руке и улетать как-то не торопилась, изрядно смахивая на ручного сокола.

— Похожа на ту самую, — отозвался Найн, тоже вполголоса, — которая запуталась у тебя в волосах.
— Перед тем, как мы встретили Аобу? Помню, — Харука улыбнулась.

Медленно, чтобы не встревожить бабочку, Найн провел по ладони Харуки кончиками пальцев.
Это было почти щекотно; от его прикосновений под кожей пробегала волна горячих мурашек, и Харука чувствовала, как начинают гореть щеки.
Спустя все эти годы; ничего не изменилось.

— Как там Аоба, интересно… — добавил Найн.

Харука не ответила. Не хотелось говорить: слишком хорошо.

@темы: DRAMAtical Murder, G – PG-13, фанфикшн

---

Зверь войны.

[Laora]

Название: Зверь войны
Автор:  Laora
Бета:  Red Fir
Размер: мини, 1663 слова
Канон: Lamento

Пейринги/персонажи:

 Рай/

Асато, 

мелькают Бардо/

Коноэ

Категория: слэш
Жанр: романтика, PWP
Рейтинг: R
Краткое содержание: после хорошего конца Бардо Асато и Рай становятся напарниками

Асато проснулся среди ночи. Он не сразу понял, что его разбудило; потом выглянул в окно — и увидел полную луну.
Луна была красивой; прогнувшись в спине, Асато низко зарычал. Естественная реакция.

— Чего шумишь?

Услышав холодный, нарочито грубоватый голос, Асато отвернулся от окна.
Рай лежал на соседней кровати, таращился на него и молчал, будто луна нимало его не интересовала.

— Всех перебудишь, — добавил он меланхолично, прежде чем Асато успел возмутиться.

«Я могу разбудить... Коноэ?»

Когда-то Коноэ улыбался ему, Асато; теперь Коноэ улыбается Бардо. А Асато делит комнату с Раем — уже не временно, не потому, что Коноэ решил жить один, подальше от них, постоянно грызущихся.
Потому что Асато и Рай теперь — напарники. Больше года.

Они приехали в гостиницу Бардо после длительного отсутствия; они приехали к Бардо и Коноэ.

— Ты и так не спал, — сказал Асато. — И Коноэ... не спит. Сегодня... брачный сезон. А Коноэ... Коноэ я... мы... без надобности, — он отвел взгляд. — О Коноэ есть кому позаботиться.

Асато не успел понять, в какой момент Рай соскочил с кровати и напрыгнул на него, чуть не сбросив на пол.

— Ты несешь чушь, — Рай сказал это, как отрезал. — Мы нужны. Мы бок о бок сражались с Ликсом... Ты. Признайся, тебе нравился Коноэ?

Асато почувствовал, как щеки стали горячими.
Он до сих пор не мог ответить на этот вопрос.

— Все ясно. Ты влюбился как полный придурок и считал себя ненужным только потому, что тебе не ответили взаимностью.
— Рай тоже влюбился.

Асато не знал, почему он это сказал, не знал, почему назвал Рая по имени; тот мгновенно замолчал и нахмурился.

— Рай тоже влюбился, — повторил Асато, и тот опустил голову.
— Не имеет значения, — отозвался коротко, без своей обычной ершистости. Он казался грустным, и Асато подумал: ну вот, я его победил.

Радости от этой своей победы он не испытывал.

— А... извини, я... — начал Асато.

Вместо ответа Рай протянул руку. Асато не сообразил ее оттолкнуть; ладонь Рая накрыла его щеку, надавливая.

Сегодня брачный сезон, подумал Асато.

— Это не твое дело, — сказал Рай почти задумчиво. На его лице застыло выражение безразличия. В следующий момент рука соскользнула, сжимаясь у Асато на шее: — Не думай, что можешь меня понять. Между нами нет ничего общего.
— Есть, — Асато оттолкнул его руку, крепко сжал: — Больше, чем ты думаешь! Ты — не особенный, никогда не был особенным, ты...
— Заткнись и отпусти меня, — хвост Рая встал дыбом; он замахнулся кулаком, но слишком медленно, будто нарочно. Асато перехватил его руку, а потом они все-таки свалились с кровати. По пути Асато умудрился запутаться в покрывале.
— Ты, вообще-то, схватил меня первым, — сообщил Асато, заворачиваясь в так кстати упавший отрез материи. С пола было даже лучше смотреть в окно.
— Придурок.
— А луна сегодня красивая, — Асато махнул хвостом, усаживаясь к Раю поближе.

Чуть погодя Рай согласился:
— ...Да.
— Ты был такой же, как я, — отозвался Асато, — когда мы увидели Бардо и Коноэ.

Рай промолчал.

Наверняка он тоже помнил: шум из кладовки, куда они решили заглянуть. Стоны Коноэ... и картину, открывшуюся их взгляду.
Спиной Коноэ облокотился на стол; ноги он задрал высоко вверх, руками обнимал Бардо за шею, а Бардо двигался в нем со странными влажными звуками. Асато никогда не слышал таких.
Лицо у Коноэ было совсем красным; его неопытность оттеняла выдержанная, зрелая страсть Бардо.

Асато с Раем не стали мешать. Они ушли, а потом...

— Ты... Рай тоже влюбился, — сказал Асато тихо.
— Хватит это повторять, — Рай поморщился. — Уже в третий раз.
— Но это правда, — Асато поудобнее завернулся в одеяло. — Рай всегда был с Коноэ рядом... чтобы защитить. Я видел... как Рай отчитывал Коноэ во время тренировок. Рай заботился о Коноэ.

Сначала Асато думал, что для Рая имеет значение только победа в бою. Рай был идеальным тоуга, бойцом лучшим, чем сам Асато, возможно, в силу возраста и опыта.
Коноэ был талантливейшим санга.

Но Рай заботился о нем не поэтому. Асато не понял этого сразу.

После того, как они с Раем застали Бардо и Коноэ, Рай потащил Асато с собой на охоту. Практически силой, просто потому, что Асато не мог сопротивляться.
Он отчетливо помнил бой с монстром, которого они встретили в лесу. Рай помогал вначале, потом, когда понял, что Асато справится и без того, отошел в сторону.
Двуручный меч с трудом пробил шкуру, покрытую чешуей; кровь брызнула Асато на руки и лицо. Отложив меч, он вытер подбородок тыльной стороной ладони.

«Неплохо сработано», — сказал Рай. Он протянул руку, как сегодня, и, как сегодня, Асато не сразу догадался, что он хочет сделать.
Рай вынул из волос Асато запутавшийся сухой лист; тогда-то Асато и понял.

Изначально Рай заботился о Коноэ просто потому, что привык взваливать на себя чужие проблемы.
Потом он начал улыбаться. Асато отчетливо помнил его улыбку: только рядом с Коноэ. Коноэ... особенный.
Рай — нет. Как и сам Асато для Рая.

Но, несмотря на это, Рай взял тогда Асато на охоту, и вытащил из его волос сухой лист, и сделал его своим напарником — просто потому, что привык взваливать на себя чужие проблемы.

— Раю, должно быть, очень плохо, что Коноэ...

Рай прикрыл лицо рукой. Судя по всему, Асато успел его достать.

— ...с Бардо. Они вместе, у них прочный союз, навсегда, а мы...

Прикосновение чужого хвоста к хвосту заставило Асато вздрогнуть.

Хвост Рая был белым и пушистым: не чета тонкому черному хвосту Асато.

— Заканчивай, — предупредил Рай, но угрозы в его голосе не слышалось, и Асато рискнул продолжить:
— Он странный, Бардо, но Коноэ его любит. Это видно. Рядом с ним Коноэ будто светится. Они оба по-настоящему счастливы... — Асато неосознанно провел когтями по полу.
— Хватит болтать, — сказал Рай по-прежнему ровным голосом. — Завтра... уже сегодня мы пойдем на охоту. Там ты, наконец, успокоишься.

Он повернулся к Асато:
— Эй.

Что-то незнакомое было в его взгляде, и Асато растерялся.

— Думай о Коноэ как о друге. То, что ты вспоминаешь его в брачный сезон, вряд ли его обрадует. И... этого... Бардо тоже. Сейчас тот, о ком я забочусь — это ты, Асато.

Асато шевельнул ушами. И хвостом тоже, кажется.

— Поэтому, — величаво изрек Рай, — заканчивай этот цирк и ложись, наконец, спать, глупый кот.

Он выглядел не особо довольным, и через мгновение Асато понял:
— Бардо... он был важен для Рая.

Рай отвернулся. Асато продолжал на него смотреть:
— Он растил Рая. Я потерял только Коноэ... Но Рай потерял их обоих.
— Мы никого не теряли, — скучно отозвался Рай. — Ни я, ни ты. Мы — напарники. Мне этого достаточно.
— Ясно. Я понял, — Асато кивнул. — Я хочу сказать... Спасибо, Рай.

Вместо ответа Рай поднялся, попутно прихватив покрывало, в которое был завернут Асато, и накрыв им напарника с головой.

— Спи, придурок.

Асато склонил голову набок.

Он не смог удержаться от довольного урчания, когда лег на свою кровать; в итоге Рай запустил в него подушкой:
— Да заткнись уже!

Остаток ночи Рай провел без подушки, а вот Асато — с двумя.

***

— Рай и Асато приехали?! — первая новость, которую Коноэ с утра услышал от Бардо, заставила его подпрыгнуть. — И ты меня даже не разбудил!
— Они приехали под вечер. Ты устал. Я не стал тебя поднимать, — отчитался Бардо.
— Они уже проснулись? — Коноэ выглянул в окно. — Я так хочу с ними поговорить!
— Они ушли на охоту. Вернутся — поговоришь. — Бардо прищурился и обнял Коноэ. Теплые руки проскользили по животу, задрали на Коноэ рубашку, а потом...

Что-то было не так. Тело отзывалось совершенно иначе, не как обычно; Коноэ вздрогнул, бурно краснея — и заехал Бардо локтем. А заодно и головой — в подбородок.

— Это подло — не предупредить о брачном сезоне, — сказал Коноэ разгневанно. — И не разбудить меня — тоже подло! Я хочу поговорить с Асато и Раем.

Бардо взглянул на надувшегося Коноэ, потирая подбородок.

— С ними лучше говорить позже.

***

С листьев и травы капала кровь. Туша монстра лежала неподалеку — охота выдалась удачной.
Рай с силой толкнул Асато к ближайшему дереву; ударил кулаком в плечо, будто для того, чтобы прижать плотнее, потом сгреб за воротник, потянул на себя, целуя так, будто от этого зависела его жизнь.

— Х-ха... — когда Рай отстранился, они оба тяжело дышали.

Одной рукой Рай прижал запястье Асато к дереву, второй успел пробраться под одежду; наклонился, покрывая шею поцелуями.

— Так... хорошо? — спросил между этими поцелуями.

Голос у него был такой же, как всегда. Холодный и ничего не выражающий.

— ...Да.
— Я делаю это только потому, что мы напарники, — пробормотал Рай, проводя носом по шее Асато. — Охоты недостаточно. Тебе нужно... другое.

Он выпрямился:
— Если ты скажешь — я остановлюсь. В любой момент.

С этими словами Рай прижался губами к переносице Асато — и сжал основание его хвоста.

Асато зажмурился; это было стыдно. Слишком горячо. Слишком...

Он не сразу понял, что говорит Рай:
— Если хочешь, я завяжу тебе глаза. Можешь представить на моем месте...

Не открывая глаз, Асато подался вперед, уткнулся носом Раю в плечо:
— Запах Рая. Я... ни с кем не спутаю.

Рай молчал; Асато почувствовал краткое прикосновение к своим волосам. Поцелуй?

— Ты ни с чем не спутаешь мой запах, — Рай отстранил Асато, взял рукой за подбородок, глядя даже холоднее, чем обычно — только Асато больше не боялся его холода. — Значит, ты против?
— Я не... против, — Асато покачал головой. Кончиками пальцев дотянулся до пальцев Рая в поношенных перчатках: — Я хочу так. А Рай?
Рука Рая вздрогнула:
— Ты можешь пожалеть.
— Я не пожалею, — Асато покачал головой. — И дело не в брачном сезоне.
— Беру свои слова обратно. Теперь, — Рай посмотрел Асато в глаза, — я не смогу остановиться.

Асато не имел ничего против.

Рай был большим, а сам Асато — слишком тесным, но боль от проникновения смешалась с нахлынувшим удовольствием; дело не в брачном сезоне, думал Асато, подаваясь бедрами навстречу, подставляясь под прикосновения губ и рук.
Рай казался болезненно напряженным, невероятно сосредоточенным, даже в большей мере, чем в бою. В этом все дело, понял Асато, раздвигая ноги, принимая Рая в себя так глубоко, как только мог. Поэтому он холодный. Или кажется холодным.

Потому что на самом деле Рай — зверь войны. Он боится потерять самоконтроль, он закрывается, сам отталкивает от себя тех, кто ему дорог; не хочет им навредить.
С Асато он может быть таким, каким захочет. Асато выдержит что угодно, Асато сильнее, чем Коноэ, нужно сказать об этом, нужно дать понять.

Сегодня — второй брачный сезон после того, как они стали напарниками.
Сегодня, как и тогда, Асато думал не о Коноэ.

— Рай...

Избегая выпускать когти, Асато вцепился Раю в плечи и кончил; Рай замер в нем, содрогаясь всем телом. Опустил голову.
Когда он посмотрел на Асато, тот подумал: ну вот, на один барьер меньше.
Осеннее солнце пробивалось сквозь листву и слепило глаза.

@темы: Lamento, R – NC-21, фанфикшн